Soviet Historiography

Деятельность каждого крупного коллекционера подчинена своей внут ренней, только этому коллекционеру присущей задаче. Однако проходят де сятилетия, к эти коллекции становятся фактом культуры, а собранные в них материалы оказываются неотделимыми от имени собирателя. В наше время деятельность таких коллекционеров уже почти не представима для обыден ного сознания. М. С. Лесман (1902-1985) и был представителем теперь уже навсегда уходящего последнего поколения коллекционеров, ясно осознавав ших цели своего собирательства. Его коллекция получила наибольшую из вестность из-за собранных в ней рукописей и книг, относящихся к истории русской культуры первой трети XX в. В приобретении этих материалов за ключался главный интерес собирателя. Однако, не без оснований считая себя наследником великой русской библиофильской традиции, он также с особой тщательностью подбирал традиционные библиофильские редкости, прежде всего русские издания XIX и отчасти XVIII вв. Как настоящий со биратель он мог оценить редкость и значение для русской культуры мате риалов, вроде бы далеких от его основных пристрастий. Так, у него появи лось несколько десятков старопечатных западноевропейских изданий, среди них -и инкунабулы, несколько десятков славяно-русских рукописей и ки риллических книг. Среди последних вьщеляется том Пролога, содержащий сентябрьскую половину, который был выпущен Синодальной типографией в Петербурге в 1895 г. Его ценность и интерес для собирателя заключались в том, что он принадлежал выдающемуся русскому ученому-физиологу и мыслителю академику Алексею Алексеевичу Ухтомскому. 2 На верхнем пере плетном листе книги имеются записи красными чернилами: «Г. I. X. С. Б. П. Н. А.» и «Кн. Алексея Ухтомскаго. С. Петербург. 1912 г.». Именно с 1912 г. до смерти во время блокады, в августе 1942 г. (Ухтомский отказался эвакуироваться), в течение тридцати лет А. А. Ухтомский постоянно читал этот том Пролога. Почти на каждом листе книги имеются его пометы и подчеркивания в тексте, вписанные им параллельные места и собственные рассуждения, поминальные записи. Последние по времени подчеркивания и записи о смерти близких людей сделаны им химическим карандашом в бло кадную зиму 1941-42 г. Пролог был послан коллекционером на выставку 1 За возможность ознакомиться с материалами собрания М. С. Лесмана приносим глубо кую благодарность Н. Г. Князевой.

The mainstream literature on Turanism defines the term as an essentially expansionist and irredentist movement that aims at unifying all Turkic populations. This article challenges this presupposition, arguing that the Turanist imagination has multiple usages. A considerable number of Turkish nationalist intellectuals of the late nineteenth and early twentieth centuries, in fact, approached it as a modern political concept within the confines of solidarity and sovereignty. They regarded the general idea of nationalism as a universal concept to which everyone could make an equal claim, including non-Turks in the Ottoman Empire. This translates to mean that Turanism is not necessarily territorial expansionism, nor must it go hand in hand with racist/expansionist claims. Neither should it be understood as the hegemony of Turkey's Turks over other Turks. It rather strives for a Turkist internationalism in which Turks negotiate with each other to maximize their sovereign interests. Seen in that light, Turanism is not a mystical idea, and it refers to modern practical/political concepts such as independence, territorial integrity, national sovereignty, and self-determination.

Главным текстом, вокруг которого в сталинский период строился нарратив партийной истории являлся учебник для вузов "История ВКП(б): краткий курс". Однако после 1953 г. он начал терять свои лидирующие позиции, а после доклада Н. С. Хрущева на XX съезде КПСС "О культе личности и его последствиях", в котором были подвергнуты острой критике многие концептуальные положения "Краткого курса", стало окончательно понятно, что пришло время для написания новой истории партии. Таковой стала "История КПСС", впервые изданная в 1959 г. и издававшаяся вплоть до 1985 г. под редакцией Б. Н. Пономарева. Однако, роль данного пособия в советском идеологическом нарративе и эволюция его структуры и содержания в отечественной историографии детально не изучены. Целью данной статьи является анализ вопросов, заданных пропагандистами со всего СССР представителям авторского коллектива, во время публичных обсуждений первого издания "Истории КПСС" в 1959 году. При анализе вопросов выявлена противоречивая реакция общественности на изменения "генеральной линии" в учебнике, являвшимся её проводником. С одной стороны, часть пропагандистов была готова к новым трактовкам и желала получить их от историков, но с другой стороны многие положения "Краткого курса" были настолько привычны, что отказаться от них было очень сложно даже для профессиональных пропагандистов. Тем не менее все вопросы объединяет одно-потребность получить от авторского коллектива недвусмысленные "указания" наподобие тех, что содержались в "Кратком курсе" с его четким разделением на героев и антигероев.

Период 1920-х-начала 1930-х гг. являлся временем сосуществования марксистской и немарксистской историографии в советской исторической науке. Однако, до сих пор не совсем прояснен вопрос о преемственности дореволюционной историографической традиции в творчестве историков-марксистов. Цель статьи заключается в анализе понятий «научность» и «объективность» в творчестве М. Н. Покровского для выявления их гносеологической значимости в контексте исторических воззрений историка. В качестве теоретико-методологической основы исследования рассматривается «история понятий», позволяющая проследить эволюцию понятий «научность» в творчестве М. Н. Покровского в историческом контексте. В трудах М. Н. Покровского понятия «научность» и «объективность» имеют различный удельный вес. «Научность» не является значимым понятием, к «объективности» историк обращается довольно часто. Выявлены две вариации понятия «объективность»-стандартная и «буржуазная», используемая для критики буржуазной историографии. В употреблении «объективности» как маркера буржуазной историографии присутствует определенная тенденция-в 1928-1931 гг. возрастает количество упоминаний «объективности» как маркера буржуазной историографии. Возрастание критических высказываний в адрес «буржуазной объективности» в творчестве Покровского в период с 1928 г. по 1931 г. позволяют говорить о том, что эти высказывания являются не следствием его методологических воззрений, а свидетельствуют о попытке Покровского встроиться в идеологическую конъюнктуру, поскольку именно в этот период усиливается идеологический нажим на историческую науку («Академическое дело», «дело краеведов», письмо Сталина в журнал «Пролетарская революция»).

Статья посвящена советской историографической дискуссии 1928 г. по книге Д.М. Петрушевского «Очерки из экономической истории средневековой Европы». Новые архивные источники позволяют провести сравнительный анализ непубличных и публичных отзывов советских историков-марксистов о научности исторического знания. Для некоторых из них, в частности для Г.С. Фридлянда, различия в них были радикальными. То, что в действительности говорилось им в ходе дискуссии позволяет предположить наличие большей готовности историков-марксистов к методологическому плюрализму в конце 1920-х годов, чем нам казалось ранее.

Статья посвящена анализу «исторической аретологии науки» Хермана Пола, и исследует, как научные добродетели формировались и осмыслялись историками от античности до современности. Автор показывает, что добродетели — такие как точность, внимательность, аккуратность, смирение, критичность или честность — не только описываются в текстах, но и закрепляются и практикуются в институциональных практиках (рецензии, семинары, учебные пособия, кодексы этики). В статье подчеркивается важность изучения научных добродетелей для понимания профессиональной идентичности историков и их исследовательских практик.

Аннотация введение. Обращение к марксизму как системе идей, объясняющих и прогнозирующих пути развития человечества и судьбы государства, по-прежнему актуально. Марксизм популярен не только в постсоциалистических странах, но и в последовательно развитом буржуазном мире. Он в качестве объекта исследований не упускается из виду представителями левой интеллигенции ведущих зарубежных и российских университетов. Цель данной работы -выявление или уточнение причин несоответствия социально-классовых идей марксизма и практики современного государства, перспектив теоретического и практического развития этого, пожалуй, самого влиятельного после мировых религий учения. Методология и материалы. В рамках небольшой статьи, специально не затрагивающей проблемы основ (источников), политэкономии, концепции человека, трактовок марксизма в странах, сегодня именующих себя социалистическими, и многих других, автор использовал методологический прием интерпретации ключевых тезисов Маркса относительно движущих сил исторического развития общества и судеб государства через сопоставление идей (прозрений) мыслителя с современной реальностью. результаты. Автор выявляет несоответствия между социально-классовой теорией марксизма и ее практическим воплощением в советском социалистическом государстве ХХ в.; обнаруживает недостатки этой теории в объяснении европейского общества и государства ХХ -начала ХХI в.; раскрывает ее потенциал в современном государственно-организованном обществе. выводы. Исследованием аргументирована точка зрения, согласно которой трансформация социально-классовой теории марксизма в дискурс, лишенный практических возможностей низвержения государства (как института), привела к парадоксу защиты и совершенствования системы учреждений современного государства сторонниками некогда революционного учения. Ключевые слова: марксизм, социально-классовая теория, советское социалистическое государство, европейское общество, современное государство. Для цитирования: Левакин И. В. Социально-классовая теория марксизма и современное государство // Теоретическая и прикладная юриспруденция. 2025. № 2 (24). С. 24-37. EDN: QGAWBC

Предметом настоящей публикации является интерпретация статьи
А.В. Дружинина «Греческие стихотворения Н. Щербины» («Современ-
ник», 1850, № 6) в русле герменевтики ХХ века как научного метода и од-
новременно искусства понимания и истолкования художественного
текста. Высказанные Дружининым суждения о невозможности пере-
дать дух античного мира путем реконструкции, о том, что все обще-
человеческое продолжает существование в современном мире в своем
развитии, сопрягаются с высказанными почти век спустя мыслями
Г.-Г. Гадамера и М. Хайдеггера о возможностях понимания историче-
ских явлений в их преходящем и непреходящем (онтологическом) зна-
чении. Проделанный анализ позволяет рассматривать опыт критики
сторонника «чистого искусства» как герменевтический акт XIX века.

В книге рассматривается история создания книги «История Мидии» известного историка И.М. Дьяконова. В конце 1940-х годов Дьяконов, сотрудник Эрмитажа, продолжил свою деятельность в Ленинграде (Санкт-Петербурге), одновременно работая в Институте истории и философии Академии наук Азербайджана, и занялся написанием книги «История Мидии». Книга была представлена по частям, обсуждена и принята. Несмотря на то, что книга была написана на средства Института истории и философии АН Азербайджана, она была издана, как это тогда практиковалось, в Москве-Ленинграде (1956). Предназначена для тех, кто интересуется древней историей, в частности историей Мидии, а также историей книгоиздания.

Статья посвящена традиции прохождения колонн демонстрантов с портретами советских вождей во время массовых праздников 1 мая и 7 ноября, а также использованию портретных изображений в пространстве праздничного города периода «оттепели» (1953-1964 гг.). На основе источников личного происхождения, документов и фотографий архивов Санкт-Петербурга (Ленинграда) анализируются символические особенности этого элемента советского праздничного канона, в контексте «оттепельных» процессов либерализации и десталинизации общества описываются связанные с ним казусы. Если в 1930-1940 -х гг. демонстрация портретов вождей, и прежде всего И.В. Сталина, носила ярко выраженный политический характер, то после 1953 г. идеологическое содержание этой традиции стало утрачивать прежнее наполнение, ее функции стали более размытыми. Исчезновение портретов И.В. Сталина на массовых торжествах в Ленинграде, перемены в организационном аспекте оформления площадей и праздничных колонн, ироничное восприятие населением - все это указывает на трансформацию символического и функционального наполнения исследуемой традиции. Автор приходит к выводу об утрате «инструментального» отношения к демонстрации портретов, что может указывать на ее подлинное закрепление в культуре.

In the first part of the article, the author briefly examines the role of transitional eras in Marxist theory and in more detail in Soviet historical scholarship. The author believes that for a number of reasons (related primarily to theoretical principles), transitional eras turned out to be those periods that could receive consistent coverage in Soviet scholarship only if this was done at the level of a general overview with a minimum allowance for historical facts. When historians using more historical material, problems arose with constructing a consistent narrative. The second part of the article shows on several examples how the discussion about the transition from Antiquity to the Middle Ages was transformed in provincial Soviet historiography. Here the author reveals the features of Soviet historians provincial life, and talks about three attempts to solve the problem of the transition era, made by M. Y. Syuzyumov, V. T. Sirotenko (influenced by the views of Syuzyumov) and by philosopher S. E. Krapivensky. The third and final part of the article presents the conclusions of the study. The author offers
an explanation for why these (and other similar) cases did not influence Soviet scholarship as a whole and were often not even taken into serious consideration by it: the problem lay in the communication distortion in interaction of the province and the “metropoles”. The actual result of the searches described in the article boiled down to the fact that the problem of the transitional era was discussed, but seemed to be lost in the discussion process.

В статье рассматривается роль переходных эпох в марксистской теории в том виде, в котором она была усвоена советской исторической наукой на примере проблемы перехода от Античности к Средневековью. Показано, что по ряду причин, связанных прежде всего с теоретическими установками, переходные эпохи оказывались теми периодами, которые могли получить непротиворечивое освещение в советской науке только в том случае, если это делалось на уровне общего обзора с минимальным допущением конкретики. Поскольку при использовании большего количества исторического материала возникали проблемы с построением непротиворечивого нарратива, то именно поэтому к началу 1950-х гг. сложилась ситуация, при которой подробное освещение поздней Античности (IV-V вв.) стало помехой как для антиковедов, так и для медиевистов. На нескольких примерах показано, каким образом дискуссия о переходе от Античности к Средним векам трансформировалась в провинциальной историографии. Объяснены особенности советской провинциальной научной жизни, зависимость и одновременно отдаленность от столичных историков (Москвы и Ленинграда), охарактеризованы попытки решения проблемы, предложенные М. Я. Сюзюмовым, В. Т. Сиротенко (испытавшим влияние взглядов Сюзюмова), а также философом С. Э. Крапивенским. Дана точка зрения автора статьи на то, как по-разному разобранные провинциальные примеры соотносились со «столичным» мейнстримом, а также объяснение того, почему они не повлияли и практически не были восприняты советской наукой. Фактический итог таких поисков свелся к тому, что сама проблема переходной эпохи была обсуждена, но как бы потеряна в процессе обсуждения, перейдя в разряд одновременно решенных (на формальном уровне) и неразрешимых (на уровне убедительности для самого научного сообщества), что не изменилось до конца советской эпохи. Ключевые слова: советская историография, переходные эпохи, провинциальная историография, переход от Античности к Средневековью.

In the 20th century, many problems related to ancient history
aroused the interest of Georgian historiography. In Soviet Georgia, the
study of history was possible only through Marxist theory. We also note
that the Marxism which spread in the Soviet Union was far from authentic
Marxism, therefore, the works published during the Soviet period con
tain strong ideological doctrines. After the collapse of the Soviet Union,
an unfortunate tendency emerged in Georgian historical science to reject
the works published during the Soviet period. This report is an attempt
to take a fresh look at the legacy of Soviet historiography in the study of
ancient history.
As we have mentioned, Georgian Soviet historiography was interest
ed in many issues of ancient history. One of the important issues was the
study of Roman history. The interest among Georgian Soviet researchers
was multifaceted. These areas of interest can be divided into three large
groups: 1. The object of greatest interest was the study of Georgian-Ro
man relations, and the largest number of most valuable works have been
written on this topic; 2. The object of interest was also the political, cultur
al and religious life of Roman history; 3. The third direction was the study
of issues of the socio-economic history of Roman history, with a special
interest in slavery and slaveholding system in Rome. The main issue of
this article is the latter.
It is clearly that the authors’ interest in social history and the history
of slavery, in addition to their subjective factors, was also facilitated by
the fact that the principle of historical materialism and Marxist theory
prevailed in the Soviet Union. Based on ideological considerations, re
search on the issue of slavery was mandatory in Soviet historiography and
a researcher could not avoid it.
The main problem of the study is related to the following issue: How
did the ideological doctrine of Soviet Marxism affect the study of the issue
of slavery in Georgian Soviet historiography? The research questions are
formulated in accordance with the main problem: How did Marxist theo
ry prevailing in the totalitarian state and its Leninist-Stalinist variations
affect the Georgian Soviet historical community? What influence did the
Soviet conjuncture have even on such a distant era as the history of an
cient Rome? To what extent did Soviet historiography take into account  the views of Karl Marx and Friedrich Engels on slavery in the Roman pe
riod? How did changes in the political elite in the Soviet Union affect the
study of Roman history? What differences existed between the Georgian
and Russian Soviet approaches to the study of Roman slavery?
The paper uses the historiographical research method. Methodolog
ically the paper is based on the method of historical cognition. Herme
neutic analysis, discourse analysis, and comparative research are used to
answer the research questions.
While working on the report, the main attention was paid to the
works of Mate Aleksishvili and Rusudan Gogolashvili, and we also touched
upon the university textbooks on Roman history published by Aleksandre
Tsereteli and Levan Sanikidze. It should be noted that in Georgian Soviet
historiography, interest in Roman history emerged later than in the histo
ry of the Ancient East and Ancient Greece. Georgian Soviet historiography
started to show interest in Roman history in the 50s-60s of the 20th cen
tury. This circumstance can be explained by two main reasons: 1. Aleksan
dre Tsereteli, who published the first Georgian university textbooks on
Roman history, returned from exile, and 2. A new generation of historians
whose interest lay in Roman history, including the issue of slavery, began
their scientific activities.
The research found that the study of Roman slavery in Georgian So
viet historiography was heterogeneous. The works were, of course, built
according to Marxist methodology, although the degree of ideologization
varied depending on the eras and authors. It was also revealed that some
Georgian historians distorted the ideas of Marx and Engels about the so
cio-economic issues of Roman history and changed them according to
their ideological goals. In many cases, the ideological load was deter
mined by the change in the party nomenclature. In conclusion, it should
be noted that if we remove the ideological tendencies from the works
published during the Soviet period about slavery in Rome, in some cases
we are left with quite correct scientific conclusions. In general, it must be
noted that today works written during the Soviet era, especially those on
issues of socio-economic history, have lost their practical value, although
they have not lost their scientific value in terms of historiographical
trends and the study of the history of historical science in Georgia.

История советского востоковедения в значительной степени отражает особенности истории советской науки и истории СССР в целом. Это обстоятельство связано с тем, что именно историкам древнего Востока в значительной выпала участь обосновать единство всемирно-исторического процесса с точки зрения ленинского понимания марксистской теории. Центральную роль в этом процессе играл В.В. Струве, с одной стороны стремившийся обосновать типологическое единство исторических процессов на древнем Востоке и в античном мире, с другой стороны, сохранявший готовность к определенным компромиссам. В середине 1930-х годов руководство СССР организует нажим на историческую науку, требуя осуществления тотального перехода на рельсы правильного марксистского понимания исторических процессов. Государство запускает кампанию по переделке и написанию новых учебников, новых обобщающих работ – Истории СССР и Всемирной истории. Востоковедение и конкретно В.В. Струве должны были обеспечить идеологическую чистоту новых пособий. В июле 1936 г. в Отделении общественных наук (ООН) АН СССР состоялось совещание, на котором представители государственной власти в лице К.Б. Радека требовали унификации востоковедного дискурса. Совещание фактически вышло за пределы частных проблем, поставленных перед ним и свелось к вопросам отношений между историками и идеологической линией ВКП(б) в период «большого террора». Опираясь на архивные документы и учитывая научный и политический контекст, авторы показывают, какие мотивы руководили действиями как представителей партийной элиты, так и науки, по-разному понимавших в середине 1930-х гг., как и в чем должен выражаться марксистский характер советской науки. На примере обсуждения теоретической «чистоты» научного творчества академика В.В. Струве авторы показывают, что линия на создание полностью зависимой от государства академической структуры не была вполне реализована, и даже в период сильного внешнего давления общественные науки смогли остаться в полуавтономном состоянии.

Статья посвящена дискуссии о периодизации истории СССР, прошедшей в Институте истории АН СССР в 1960 году в контексте начавшейся десталинизации советского общества после доклада Хрущева на XX съезде КПСС. В рамках кампании по борьбе с культом личности, развернувшейся в 1950-х – 1960-х гг., перед историками ставилась задача корректировки устоявшегося нарратива советской истории, сформировавшегося ещё в сталинский период. Цель статьи – выявить конкретные приёмы, применявшиеся учёными в процессе этой корректировки. Характерной чертой советской историографии было написание масштабных коллективных проектов, в которых «отливалась» одобренная контролирующими органами картина советского прошлого. Подготовка подобных проектов, а также дискуссии, разворачивавшиеся в рамках этой подготовки, демонстрируют методы корректировки нарратива, применяемые советскими историками, в условиях менявшегося идеологического курса. В этом контексте интерес представляет создание в 1960-х годах многотомной «Истории СССР». На ранних этапах работы над этим многотомником состоялось два заседания в Институте истории АН СССР, посвящённых основным проблемам советской истории. В рамках этих обсуждений первостепенной задачей для авторского коллектива, работавшего над томами, посвящёнными советскому периоду, была обозначена выработка новой схемы периодизации истории от Октябрьской революции 1917 года до XXI съезда партии КПСС 1959 года. В статье на материале обсуждений проблемы периодизации демонстрируется высокая степень зависимости советских историков от структуры и содержания «Краткого курса», являвшегося в сталинский период наиболее авторитетным текстом не только по истории партии, но и по истории СССР. Кроме того, выявляются стратегии, к которым прибегали учёные при написании масштабных коллективных проектов, посвящённых советской истории в условиях начавшейся десталинизации.

В статье публикуются два письма В.П. Бузескула к М.И. Ростовцеву, отправленные в 1926-1927 гг. Письма академика Бузескула являются интересным свидетельством состояния дел в российской гуманитарной науке середины 1920-х гг., положения в Российской академии наук перед выборами 1927 г., которые стали одними из наиболее сложных и напряженных ввиду резкого столкновения мнений членов академии относительно принципов избрания кандидатов в академию.

Archaeology in the 1920—1930s became an ideologically important scientific discipline, the development of which was subject to the main trends in the history of the USSR of this period. History was aimed to serve the ideological needs of the Soviet regime, and historians, including archeologists, under threat of repression were forced to switch to new principles of scientific work or to stop scientific activity. Letters of S.A. Zhebelyov to his student A.I. Boltunova (Amiranashvili) are an important source of information on the development of archaeology in the 1920s and 1930s. Faced with the strongest ideological pressure, the Institute of History of the Communist Academy being its main agent, Zhebelyov proclaims loyalty to the ideals of critical source study, urges his student not to succumb to quasi-scientific ideas and formulates such approaches to developing practical skills of an archeologist, which are fundamentally at odds with the usual pedagogical methods in the field of archaeology.

Статья посвящена реконструкции научной биографии академика В. В. Струве рубежа 1930—1940-х гг., которая является отражением общей эволюции исторической науки в СССР. Академик Струве сыграл важную роль в выработке научной политики в СССР в 1930-е гг., он обосновал ряд важнейших тезисов, определивших отношение власти в СССР не только к исторической науке в частности, но и к науке в целом. Струве и сам стремился показать верность учению классиков марксизма-ленинизма советской редакции, однако именно в этом аспекте он потерпел определенную неудачу. Как показывает выступление Струве на обсуждении II тома «Всемирной истории» в 1940 г., он склонялся к верности фактам, а не идеологическим схемам, отдавать должное которым был, скорее, вынужден. Тем не менее, Струве так и не стал своим ни для властей, ни среди нового поколения ученых-марксистов, которые обратили советскую марксистскую схему исторического прогресса против самого Струве — одного из ее авторов. Стремление усидеть на двух стульях явилось одним из факторов, который не дал развиться в полной мере таланту Струве-ученого, а усилия Струве-администратора по выработке научной политике в СССР в конечном итоге оказались тщетными.

Joseph Stalin and the Soviet party leadership launched a major propaganda campaign in 1931 that called for a new approach to Soviet history, not only for scholars and pedagogues but for society as a whole. A veritable "search for a usable past," this initiative was to bolster the authority and legitimacy of the state and rally the population together in patriotic unity by connecting the prerevolutionary past to the Stalinist present. When this new historical line was finally unveiled in 1937, it challenged earlier Soviet sloganeering on subjects like nationalism, imperialism, and colonialism. This article examines how Stalin attempted to reconcile his new "usable past" with these other ideological priorities, focusing on a case study of the so-called Ukrainian question within the context of the USSR's broader reevaluation of tsarist-era imperialism and colonial policy.

After the late conversion of Kyivan Rus′ in 988, the Orthodox Church became one of the most relevant institutions in the newly Christian polity. From being heathen traders of Scandinavian origin, they eventually became the new Jerusalem, particularly after the Fall of Constantinople. Christianisation was a process that had many political, economic and social ramifications. The present chapter analyses some of the most visible forms of this new Christian identity. On the one hand, the Christian propaganda of the ruling elites, but also the proliferation of religious buildings, which transformed the landscape of Rus′ and, eventually, the growth of local pilgrim’s tales to the Holy Land, whose purpose was to serve as models for others to follow. The appropriation of Byzantine Christian culture and heritage was key in the self-definition of the Rus′ as a Christian people. In this process, Kyivan letters also inherited a Christian geography and cosmogony that were previously unknown to them in their religious dimension and that contributed decisively to situate Kyivan Rus′ within the topography of the Christian oikoumene.

Аннотация. Основной темой статьи является рефлексия над обозначенным в названии феноменом в капиталистическом обществе на материале особенно показательных в этом плане современных кинофильмов. Целью выступает экспликация того обстоятельства, что режиссёр Л. Финнеган в художественных образах осмысляет тот процесс, без учёта которого в принципе невозможно понять социум капиталистической формации как «общество эксплуатации»: речь о присвоении результатов чужого труда собственниками средств производства. Признавая эвристичность этого типа познания, мы в то же время отмечаем, что художественный образ как его «единица» индивидуализирует какую-либо абстрактную идею, воплощая её в том или ином персонаже, что может привести к определённому искажению социальной реальности.
Ключевые слова: капитализм, эксплуатация, художественное познание, К. Г. Маркс и Ф. Энгельс, А. Смит, А. Маршалл.

оняялвясы( ысы)зГл( ,ы-с л,я.л.-. о-яяснв /л.зоы.-о0 (п-2сл,яслв )нГ) я.-п34356758 2024 Б.ФЧ.ФПпДЛ()(* ,н90з ляя/з)н9ы,л( л Гы.золы/0 V о 3 : ч й м щ х ю ю ч ф й х B B 3 8 щ ф: т. п. жМцгяхРМ, Ф. С. ,ч.ч(МцхРМ, Ф. ,. )чя1ц2., Т. п. т1я2.М н 4 ж 3 4 э 4 ж 3 ю ю ь 3 5 3 : ч й 4 х 5 ь: Ф. С. ,ч.ч(МцхРМ, Т. п. т1я2.М

В статье публикуются и анализируются неизвестные ранее архивные документы о начальном этапе развития Института истории АН СССР (1936-1941 гг.). Особое внимание уделяется проекту 1939 г., согласно которому предполагалось создать два исследовательских центра -Институт истории СССР и Институт всеобщей истории. Авторы рассматривают причины возникновения этого проекта и показывают, что побудительные мотивы, по которым Институт всеобщей истории не был создан в 1940 г., в значительной степени лежат в административно-хозяйственной плоскости.

By the middle of 1930s, largely due to the efforts of Russian emigrant scholars, Prague became a major center of the studies in Slavic history, in particular in the history of Czech cultural ties with other major centers of Slavic culture in the East. Russian historian A. V. Florovsky in the mid – second half of the 1930s worked on a number of studies on the history of Slavic culture. To a large extent, his research efforts were aimed at reconstructing the biography of the Belarusian enlightener F. Skoryna. There are some important materials in the Archive of the Russian Academy of Sciences that allow reconstructing the course of A. V. Florovsky’s research on the history of cultural contacts of several centers of Slavic culture – Vilna, Prague, Moscow – letters to him from Belarusian Slavists A. I. Lutskevich, V. I. Samoilo, F. Ilyashevich and V. Tolochko. The corpus of these sources on the history of Belarusian Slavic studies was supplemented by attribution of a previously unknown ...

В статье поднимается вопрос о специфике понятия «социалистический реализм» в аспектах восприятия веры и ее интерпретации в пределах текстов, канонизированных рамками теории и практики соцреализма. Ключевые слова: социалистический реализм, советская литература, вера, интерпретация текста. The article raises the question of the specifics of the concept of «socialist realism» in the aspects of the perception of faith and its interpretation within the texts canonized by the framework of the theory and practice of socialist realism.

В 1920-х — 1930-х гг. новая история Южной Африки рассматривалась через призму современных политико-идеологических проблем, в том числе, на основе марксистско-ленинской теории империализма. Диссертация А. Ф. Остальцевой «Англо-бурская война и ее влияние на внешнюю политику Англии» (1940) стала первым в мировой историографии марксистским исследованием южноафриканского вооруженного конфликта 1899—1902 гг. Эта работа представляет собой пример того, что в Советском Союзе англо-бурская война изучалась, прежде всего, для выяснения причин и предпосылок Первой мировой войны. Диссертация Остальцевой не была опубликована, несмотря на рекомендацию ученого совета Института истории АН СССР, и не вошла в научный оборот. По-видимому, это произошло потому, что во второй половине 1940-х гг. выяснение истоков Первой мировой войны потеряло актуальность, и исследователи переключились на изучение причин и обстоятельств нового, только что завершившегося глобального вооруженного конфликта.

История советского востоковедения в значительной степени отражает особенности истории советской науки и истории СССР в целом. Это обстоятельство связано с тем, что именно историкам древнего Востока в значительной выпала участь обосновать единство всемирно-исторического процесса с точки зрения ленинского понимания марксистской теории. Центральную роль в этом процессе играл В.В. Струве, с одной стороны стремившийся обосновать типологическое единство исторических процессов на древнем Востоке и в античном мире, с другой стороны, сохранявший готовность к определенным компромиссам. В середине 1930-х годов руководство СССР организует нажим на историческую науку, требуя осуществления тотального перехода на рельсы правильного марксистского понимания исторических процессов. Государство запускает кампанию по переделке и написанию новых учебников, новых обобщающих работ – Истории СССР и Всемирной истории. Востоковедение и конкретно В.В. Струве должны были обеспечить идеологическую чистоту новых пособий. В июле 1936 г. в Отделении общественных наук (ООН) АН СССР состоялось совещание, на котором представители государственной власти в лице К.Б. Радека требовали унификации востоковедного дискурса. Совещание фактически вышло за пределы частных проблем, поставленных перед ним и свелось к вопросам отношений между историками и идеологической линией ВКП(б) в период «большого террора».
Опираясь на архивные документы и учитывая научный и политический контекст, авторы показывают, какие мотивы руководили действиями как представителей партийной элиты, так и науки, по-разному понимавших в середине 1930-х гг., как и в чем должен выражаться марксистский характер советской науки. На примере обсуждения теоретической «чистоты» научного творчества академика В.В. Струве авторы показывают, что линия на создание полностью зависимой от государства академической структуры не была вполне реализована, и даже в период сильного внешнего давления общественные науки смогли остаться в полуавтономном состоянии.

Изучение права и политики в СССР наталкивается на известную проблему: можно ли, собственно, называть созданную здесь систему правом, и в каком смысле это право отличается от идеологии, которая фактически с первых дней советской власти заменила политику? Отсюда следует вопрос о том, каким образом можно
изучать правовые практики государства, которое с самого начала заявило, что создает совершенно новый тип государства с полным отказом от предыдущей политико-правовой традиции (Pomeranz 2019:73–90). Отчасти решить эту проблему помогает лингвистический поворот в изучении истории и права, который привел к появлению интеллектуальной истории и истории понятий (Копосов 2001:284–294). Таким образом, появляется «археология понятий» (Козеллек 2016), которая позволяет исследовать взаимодействие идеологии, языка, политики и права.

THE  RECEPTION  OF GRECO-LATIN ANTIQUITY IN EUROPEAN CULTURES, the fifteenth edition of the
homonymous  colloquium,
this
time
with
ROMANIZATION  AND
the
theme:
INTEGRATION  INTO  THE  ROMAN  EMPIRE.        Coordinator:  Prof.univ.dr.habil. Mădălina STRECHIE (University of Craiova).

A post-Ottoman state founded a hundred years ago by a group of nationalists around Mustafa Kemal Atatürk, the Republic of Turkey has long been associated with “Kemalism.” Yet all these founders had been involved in the previous Young Turk party state, which was established during the Balkan Wars and ruled the late-Ottoman Empire until 1918. In contrast to the Young Turks, Kemalist “secularism” repressed and controlled religion. It was based on the abolition of the caliphate and—thanks to Swiss civil law, introduced in 1926 as a consequence of the 1923 Lausanne Treaty—of Sharia. It also involved highly symbolic steps like the transformation of Istanbul’s Hagia Sophia cathedral, a mosque since Ottoman Sultan Mehmed the Conqueror, to a museum in 1934. Focusing Atatürk’s headspinning efforts of history-writing ("Turkish History Thesis") in order to break with the era before him, this chapter (proof, not final version) clarifies the return of suppressed themes of late-Ottoman history to present Turkey, notably of the Armenian Genocide and imperial Islam.

This article discusses the history of formation of Soviet Byzantine Studies. The focus is the relations between two researchers, Academician Evgeny A. Kosminsky, the head of the Group for the Byzantine History Studies created in the Institute of History of the Academy of Sciences of the USSR in 1943 (from 1955 it was named the Sector of Byzantine History), and his disciple Zinaida V. Udal’tsova, the would-be head of Soviet Byzantinology. The article includes the publication of letters from Kosminsky to Udal’tsova, now conserved in the Archive of the Russian Academy of Sciences. The letters written in 1942–1943 confirm that Kosminsky agreed to become Udal’tsova’s academic advisor as she was working on the dissertation on the Byzantine history. The same letters enlighten the scholars’ academic and pedagogical works undertaken in the evacuation during the Great Patriotic War. In a letter, Kosminsky explained the reasons why he refused to participate in the formation of the Group for the English History Studies in the Institute of History and informed that he decided to head the restored annual of Byzantine studies Vizantiiskii Vremennik. In the fifth published letter the head of the Sector of Byzantine History discussed with Udal’tsova the preparation of articles on the Byzantine Studies for the Soviet Historical Encyclopaedia. The publication of the correspondence of two eminent Soviet scholars sheds light on the role of Kosminsky, specialized on the history of mediaeval England, on the shaping and development of Soviet Byzantology.

The “Unknown script” of Bactria was partially deciphered as a result of a discovery of an inscription of the king of kings Wima Taktoo with Bactrian and “Unknown script” versions in the Almosi gorge in Tajikistan in Summer 2022. In the present paper the author, after a brief introduction, (1) provides a review of recent studies that fostered the interpretation; (2)
publishes previously unknown specimens of this script; (3) specifies the reading of diacritic signs and considers the vocalism of the tongue mirrored in these inscriptions, where, as he proposes, the reflexes of Old Iranian I and U-type vowels merged; (4) puts forward the proofs for reading of the sign for the initial vowel and revisits the reading of signs W and H;
in order to do that he analyses the etymology of Bactrian šaonanošao “king of kings”; (5) analyses the inscriptions on silver items and defines the word for “silver” in the inscriptions, ərzat; (6) specifies the chronology of the inscriptions (third/second century BC to fourth century CE) and defines the inscribed bowl from the Issyk burial near Almaty as a Bactrian import; (7) locates the position of the “unknown script” in Central Asia: having originated in Imperial Aramaic it had undergone reforms similar to those of the Indic script kharoṣthi and became one of indirect sources of the Old Turkic runic script; (8) puts forward his considerations on the nature of the language coded by the ‘unknown script’: it was a dialect close to Bactrian which was perhaps common among the mountaineers of Hindukush or
Paropamises, including the silver mines of Panjsher.

Beginning of the twentieth century was characterized by the events of historical significance: revolutions and world warriors. In the early twentieth century Turkic-Muslim peoples of the Russian empire sought integration in order to obtain independence. In each region, events, national liberation uprising. In the early twentieth century Muslim Congress passed the Turkic peoples of Russia, which dealt with national issues and problems of consolidation. The purpose of this article is - imagine the historical evolution of the doctrine of integration of the Turkic peoples, which left a significant mark on their past. For this are the basic facts information about the ideology and leaders of the Turkic peoples and the general characteristic of the views of these figures to bringing previously unpublished materials. national identity does not lose its relevance both for Throughout the century, you can identify the science and for public opinion. Currently in the research different stages ...

In the latter half of the 19th century, the concept of establishing a Russian Archaeological Institute in Athens emerged in Russia. Although this initiative ultimately did not come to fruition, efforts to realize it can be traced through archival documents. Primarily, this aspiration is evidenced in the correspondence between classical scholars F. F. Sokolov and I. V. Pomyalovsky and early-career researchers, specifically students of F. F. Sokolov, which is preserved in the St. Petersburg Branch of the ARAS and in the Russian National Library. Additionally, a distinct assemblage of squeezes of inscriptions from both mainland and island Greece is located in the scientific archive of the Institute of Material Culture of the Russian Academy of Sciences. A comparative analysis of these archival materials facilitated the determination of the provenance and production period of these squeezes. The vast majority of them were created in Greece during the 1880s and 1890s, as part of the initiative to establish a Russian Archaeological Institute in Athens.

В статье проведен обзор ряда фрагментов второго и третьего разделов трактата Дж. Толанда «Христианство без тайн». На этой основе выявлены концепту-альные религиозно-философские и теологические установки Толанда, выдвинута характеристика их сущности. Показано, что содержащиеся в трактате религиозно-философские и теологические идеи не носят антихристианской и антирелигиозной направленности, несмотря на острейшие гетеродоксальность и полемичность некоторых из них. / John Toland (1670–1722) is one of the most original and underrated religious philosophers and theologians of the early British and Western Enlightenment. The main trends of Western Tolandiana are quite successfully and voluminously presented in the master’s thesis of Jeffrey Wigelsworth. The historiographical calculations found there well illustrate the significant contribution of many scientists to the historiography of Toland’s intellectual work. At the same time, the proposed article is intended to draw attention to the problem of serious obstacles created by a number of stable historiographical traditions for a non-stereotypical interpretation and understanding of the content and essence of Toland’s certain views. The most consistent of such traditions is the qualification of his religious-philosophical and theological ideas as Deistic. It is suggested that one of the decisive circumstances that most likely contributed to the establishment of Toland’s reputation as a Deist – a critic of Christianity – was the negative ideologization and politicization of the concept “Deism” that spread in early modern British society, fueled by considerations about the anti-Christian, anti-religious orientation of Deistic ideas. Apparently, the mentioned concept was used in confessional polemics to collectively designate religious-philosophical, theological views and doctrines of a rationalistic nature. New interpretations of the provisions of the treatise “Christianity without Mysteries” – Toland’s main work on the problems of Christian religious philosophy and theology, are being tested. The author of the article proceeds from the fact that Toland adhered to the program of reconciliation of reason and Christian faith on the basis of correcting Christian religious-philosophical and theological views by abolishing ideas about the “mysteries” of Christianity – dogmas, doctrines, etc., considered inaccessible to reason (superintelligent). A number of fragments of the second and third sections of the treatise “Christianity without Mysteries” are reviewed. On this basis, Toland’s conceptual religious-philosophical and theological attitudes are revealed, and their essence is characterized. It is shown that the religious-philosophical and theological ideas contained in the treatise do not have an anti-Christian and anti-religious orientation, despite the acute heterodoxity and polemic of some of them.

Проведен обзор ряда фрагментов четвертого и пятого писем сочинения Дж. Толанда «Письма к Серене», содержащих его концептуальные суждения о мате-рии и движении. Также выделены основные идеи и положения данных суждений. Это позволило выявить и объективировать некоторые базовые эксплицитные (очерченные непосредственно в «Письмах…») теологические предпосылки натурфилософских воз-зрений Толанда о материи и движении. / John Toland (1670–1722) is known as one of the most extraordinary and bright representatives of the early British and certainly of the Western European Enlightenment as a whole. He is recognisable for his controversial religious-philosophical and natural philosophical ideas, usually qualified as deistic, materialistic, pantheistic. The historiography of Toland’s religious-philosophical views is quite extensive. As a rule, Russian and Western specialists emphasise deistic, materialistic-atheistic, pantheistic attributes of Toland’s religious-philosophical ideas, criticism and subversive nature of this ideas – orientation either against any Christian religious and theological doctrines, or against religion in general. The focus of this article is Toland’s natural philosophical views on matter and motion, as expressed in the fourth and fifth letters (addressed to an unnamed Dutch Spinozist) of the work Letters to Serena (1704). In general terms, Toland’s natural philosophical materialism has been and still is evaluated by many Russian and Western specialists only as a forerunner of modern forms of natural-scientific materialist discourse, as a predictable complement to his subversive religious-philosophical ideas. Toland is also predominantly identified as a thinker who sought to liberate natural philosophical views on matter and motion from theological constructs as much as possible. Vivid examples of the embodiment of such and similar interpretative attitudes when reading Toland’s reflections on matter and motion are presented in the studies of B.V. Meerovskiy and J. Brown. However, the author of this article is inclined to take the side of those scholars who, when interpreting Toland’s deistic and materialistic views, prefer to fix the presence of meaning-forming theological foundations in these views in a reasoned and justified manner. Such scholars include, for example, J. Champion and J. R. Wigelsworth. The article reviews a number of fragments of the fourth and fifth letters of Letters to Serena, which contain Toland’s conceptual judgements on matter and motion. The main ideas and propositions of these judgements are also highlighted. This allowed to identify and objectify some basic explicit (outlined directly in Letters) theological premises of Toland’s natural philosophical views on matter and motion.

Выявлены следующие основные положения Дж. Валигора, обосновывающие необходимость переоценки британского деизма XVII–XVIII вв.: во-первых, многие деисты придерживались концепции не абстрактного и далекого, а действую-щего Бога; во-вторых, как само Просвещение не было однородным, так и английский деизм не был ни однородным, ни организованным движением; в-третьих, в Англии XVIII в. были мыслители, именовавшие себя христианскими деистами и провозглашавшие, что чистым, первоначальным христианством являлся деизм. / The article is dedicated to the problems of assessment and reassessment of British deism of the 17th–18th centuries. It is well known that the heritage of ideas of British deism of the Enlightenment (as well as interpretations, in general, of European deism of the Modern Period) was and still often is interpreted mainly under the sign of the search for secularist, antichristian, and atheistic – subversive – components of social activity and intellectual creativity of deists. It can be said that in these senses the stereotypical “intelligibility” of the ideas of the British deists of the 17th–18th centuries, starting from the same period, began to be perceived practically as the main and indisputable attribute of these ideas, which, unfortunately, allowed and allows considering their deep and comprehensive study redundant. Meanwhile, an unbiased acquaintance with the writings of many British deists of the Early Modern Period clearly indicates the ambiguity of their ideas due to the fact that these deists did not develop secularist and atheistic, but Christian – Protestant-polemical religious-philosophical and theological – discourses, although, as a rule, opposing such discourses of the main currents of Anglicanism. The Western, and the Anglophone in particular, historiography of British deism of the 17th–18th centuries quite expectedly was and remains more extensive and multifaceted than the Russian one. But, as shown in the article, even Western experts feel the need to overcome gaps and stereotypes in the interpretations of the ideas of British deists of the 17th–18th centuries. This, in the author’s opinion, serves as a weighty argument in favor of the fact that the updating and a certain revision of research programs applied to Early Modern British deism can shed light on aspects of these ideas that previously escaped the professionals’ attention and on the influence that they had on the religious-philosophical and theological views of insular, continental and North American thinkers of the entire Modern Period. The relevance of the consideration of Waligor’s reasoning is explained by the following. Firstly, he is a scientist who purposefully studies the Christian – Protestant-polemical religious-philosophical and theological – components of the ideas of British deists of the 17th–18th centuries. This, secondly, allows seeing him as one of the most consistent supporters of the need to overcome gaps and stereotypes in the interpretations of religious-philosophical and theological ideas of British deists of the 17th–18th centuries, and, in total, the need to reassess British deism of the 17th–18th centuries. Thus, this article identifies Waligor’s main provisions, justifying the need to reassess British deism of the 17th–18th centuries.

Проведен обзор некоторых базовых положений советской историографии религиозно-философских идей Юма. Предметом рассмотрения стала историко-философская рефлексия известных отечественных специалистов и исследователей – С.Ф. Васильева, А.Ф. Грязнова, Б.В. Мееровского, Ю.П. Михаленко, И.С. Нарского, Н.Э. Овандера. Выявлены встречающиеся в их работах основные характеристики религиозно-философских идей Юма. / The article overviews some of the basic provisions of the Soviet historiography of Hume’s religious-philosophical ideas. The subject of the article is the historical-philosophical reflection of famous national specialists and researchers – S.F. Vasiliev, A.F. Gryaznov, B.V. Meerovsky, Yu.P. Mikhalenko, I.S. Narsky, N.E. Ovander. The aim of the article was to identify the main characteristics of Hume’s religious-philosophical ideas found in the Soviet formational-evolutionist specialized historiography. As a result, the following was stated. Firstly, Soviet specialists and researchers focused on comprehending those Hume’s religious-philosophical ideas, which showed the originality of his skepticism, the originality of his attitude towards materialism and deism. Secondly, they were inclined to see in Hume a philosopher who was rather critical of religion. Thirdly, they often drew attention to the duality and contradictions of Hume’s religious-philosophical ideas. The article is provided with a body of reference in the form of personalities, bibliographic articles, and a dictionary entry.

Проведен хронологический обзор некоторых базовых положений избранной советской историографии религиозно-философских идей Толанда. Предметом статьи стали работы ведущих отечественных знатоков философии Толанда – Г.С. Тымянского, А.В. Щеглова, К.И. Салимовой, А.М. Деборина, Б.В. Мееровского, Б.Э. Быховского. Выявлены встречающиеся в указанных работах основные характеристики религиоз-но-философских идей Толанда.
Ключевые слова: Джон Толанд, религиозно-философские идеи, советские историки философии. / The article provides a chronological review of some basic provisions of the selected Soviet histo-riography of the religious-philosophical ideas of an original Irish philosopher John Toland (30.11.1670–11.03.1722). The works of leading domestic experts in Toland’s philosophy – G.S. Tymyansky, A.V. Shcheglov, K.I. Salimova, A.M. Deborin, B.V. Meerovsky, B.E. Bykhovsky – are analyzed. These authors interpret Toland’s religious-philosophical ideas as parts of their works. The author of this article notes that the study of this historiography is very relevant, because it allows developing a careful and respectful attitude to the heritage and traditions of national historical-philosophical knowledge and learning the research potential of the Soviet formational-evolutionary historiography of Toland’s religious-philosophical ideas. The aim of the article is to identify the main characteristics of Toland’s religious-philosophical ideas discussed in the selected Soviet historiog-raphy. As a result, the following was stated. First, Soviet specialists actively developed the provisions on Toland’s contribution to the doctrines of deism, pantheism, and materialism. Second, Soviet spe-cialists focused on the fact that Toland criticized religion in general, as well as Christianity in particu-lar. Third, Soviet specialists almost unanimously noted the atheistic orientation of Toland’s religious-philosophical ideas (very often disagreeing about the depth of Toland’s atheism). The article is provided with a reference section in the form of short bibliographic descriptions of the first original editions of a number of Toland’s works (de visu), short personalities, short dictionary and bibliographic entries (de visu). The reference section allows assessing the breadth of both Toland’s religious-philosophical ideas and the historiographic materials considered in this article.

АННОТАЦИЯ. В центре внимания данной публикации — письма историка А. П. Пронштейна В. К. Яцунскому, одному из крупнейших советских специалистов по исторической географии. Письма
охватывают период с 1959 по 1964 г. Их основное содержание — подготовка А. П. Пронштейном исследований по истории Донского края, в том числе связанных с исторической географией региона в XVIII в. В письмах присутствует рефлексия ростовского историка над замыслом трудов, ходом работы, преградами, с которыми он столкнулся в процессе исследования. Вместе с тем в этих источниках содержатся сведения об архивных находках ученого, краткие описания повседневной профессиональной деятельности в Ростовском государственном университете (РГУ). Таким образом, публикуемые исторические источники представляют ценность с точки зрения реконструкции научного быта А. П. Пронштейна в конце 1950-х — первой половине 1960-х гг., изучения коммуникации в научной среде, а также истории исторической географии в СССР. Письма отложились в личном фонде В. К. Яцунского (Ф. 1639) в Архиве Российской академии наук (АРАН). Стилистические особенности текста сохранены. Информация об упомянутых в письмах лицах и научных трудах приведена в подстрочном примечании. Во вступительной статье уделено внимание месту исторической географии в научно-педагогической работе А. П. Пронштейна, сделано предположение об обстоятельствах знакомства двух историков, а также отмечен информационный потенциал публикуемых источников.

Выход любой качественной книги по эллинистической философии в России – добрый знак. Традиционно историки античной философии пренебрегали этой областью, отдавая предпочтение либо классическому периоду, либо позднейшим авторам, чьи тексты, в отличие от большинства эллинистических мыслителей, сохранились. Хотя во второй половине ХХ в. была проделана большая работа по реконструкции и анализу учений эллинистических школ,  в отечественной истории философии этаобласть по-прежнему проседает, а настоящих специалистов по эллинистической философии наперечет. Поэтому любая попытка систематически подступиться к философии эллинизма заслуживает похвалы. Владимир Бровкин ставит перед собой задачу практически вернановского масштаба – проследить генезис эллинистической философии и обозначить ее основные тенденции, опосредованные социальными и политическими процессами в период раннего эллинизма.

Petite aventure historiographique, inspirée de Georges Perec et de Raymond Queneau, à propos de la responsabilité de l’historien, garant unique de la véracité de sa démonstration que ses pairs doivent valider avec attention, intransigeance et humilité.

Издание призвано дать гуманитарное измерение процессу взаимного влияния науки как части общества и общества в целом. В центре внимания авторов – влияние научной сферы на жизнь всего человечества, воздействие общественных запросов на развитие научной сферы. Специалисты из ведущих научных центров мира объединили свои усилия для того, чтобы рассмотреть процесс общественной эволюции в связи с динамикой развития науки, проанализировать ответы, которые дает наука на наиболее
острые вопросы, задаваемые науке обществом. Предлагаемые исследования нацелены прежде всего на то, чтобы выявить основные модели взаимодействия науки и общества и выработать осторожный прогноз о возможной эволюции этого взаимодействия.
Для научного и образовательного сообщества, сотрудников органов государственной власти, всех интересующихся прошлым, настоящим и будущим науки и человечества с научной точки зрения.

Статья посвящена основным вехам жизненного и научного пути замечательного отечественного историка, мастера художественного образа академика Е.В. Тарле. Показаны роль учёного в исторической науке России, исследовательский потенциал его творческого наследия.

The historical interactions between Hungarians and Turks, commencing in the 14 th century and continuing until the end of the 17 th century under Ottoman rule, established a foundation for renewed affinities during the nation-building processes of the 19 th century. Theoretical and practical distinctions between Turkish Pan-Turkism and Hungarian Pan-Turanism elucidate the nature of the relationship between these two movements. Analysing the Pan-Turanism movement within the broader context of evolving nationalist ideologies in both countries reveals its inherent improbability of realization. While both movements utilized the shared cultural concept of Turanism to foster national solidarity, their differing objectives and contexts ultimately limited their long-term compatibility and effectiveness. This study aims to comprehensively understand the historical development, ideological foundations, and eventual divergence of these nationalist movements. By examining the influence of Turanism on Turkish and Hungarian nationalism, this research sheds light on the complex interplay between shared cultural concepts and distinct national contexts, highlighting the adaptive nature of nationalism in response to varying historical and political landscapes.

Военная повседневность подростков по стенограммам бесед сотрудников Комиссии И.И. Минца с представителями промышленных предприятий Москвы (1942-1947 гг.) Ключевые слова: подростки, промышленные предприятия, повседневность, стенограммы, интервью, Комиссия по истории Великой Отечественной войны Академии наук СССР, научный архив Института российской истории РАН, И.И. Минц.