Social and Religious Anthropology

The study explored the Bemba Traditional Religious (BTR) cosmology of mystical powers in Mpika district. Among the Bemba people, these powers are considered impersonal, supernatural, or magical forces that pervade the cosmos, function behind all human activities, act in various ways for good and bad, and impact people's daily lives. The study employed a qualitative research method and a descriptive case study. In-depth interviews and focus group discussions were engaged to generate the appropriate data. Data was analysed using thematic framework analysis. The Bemba people and their traditional leaders made up the population. The sample size of 30 participants was chosen through homogenous purposive sampling. The study established that the Bemba people believed in the existence of the unseen or spirit world, which they thought was the source of magical abilities. Mystical powers manifested through witchcraft, divination, magic, traditional medicine, rituals, vows and oaths traditional healers, witches, diviners and medicine men and women.

In an 8-week period, there were 16 shootings with three fatalities, three stabbings, and 14 additional "aggravated assaults" in the four square blocks surrounding our field site in the Puerto Rican corner of North Philadelphia. In the aftermath of the shoot-outs, the drug sellers operating on our block were forced to close down their operations by several mothers who repeatedly called the police. Drawing on the concept of moral economy (Thompson, Scott, Taussig), Mauss's interpretation of gift exchange, and a political economy critique of hyper-carceralization in the United States, we understand the high levels of US inner-city violence as operating within a moral logic framed by economic scarcity and hostile state relations. Residents seek security, self-respect, and profit in social networks that compel them to participate in solidary exchanges of assistive violence dynamized by kinship and gender obligations. A hierarchical, extractive drug economy fills the void left by deindustrialization, resulting in a dynamic of embodied primitive accumulation at the expense of addicted customers and chronically incarcerated just-in-time street sellers at high risk of assault. Nevertheless, the mobilization of violence organizing the illegal drug economy also follows ethical norms and obligations that are recognized as legitimate by many local residents. George's field note: A burst of loud yelling makes me glance out of the window just in time to see a frail, middle-aged heroin addict slam into the side of my parked car. He is reeling from a punch to his jaw from Roland, one of my 22-year-old neighbors. Alfredo, a gangling 15-year-old who lives two doors down from me, jumps on the fallen man, kicking him in the chest. A few minutes later, I am sitting on the stoop with Roland, his mother Sol, and Juan, a heroin injector who regularly buys on the block, to hear the full story. Roland claps Juan on the back and explains: "Juan was the first to hit him." Juan shrugs, "I only went to talk to him at first; but to my eyes, it looked like he was lifting his arm to hit you so I punched him."

Η ανακοίνωση αυτή αποτελεί μέρος εκτεταμένης επιτόπιας έρευνας που διεξάγεται στα χωριά των Μαρωνιτών στην κατεχόμενη Κύπρο, καθώς και στις κοινότητές τους που βρίσκονται στις ελεύθερες περιοχές. Στηρίζεται στα επίσημα συναξάρια της Αρχιεπισκοπής Μαρωνιτών Κύπρου, στους ιστότοπους του Πατριαρχείου Μαρωνιτών Λιβάνου, στις προφορικές μαρτυρίες και αφηγήσεις σχετικά με τους Μαρωνίτες Αγίους, καθώς και στις παρατηρήσεις μου κατά τη διάρκεια της επιτόπιας έρευνας.

Материалы журнала доступны на сайте (articles and issues available at): manuscript-journal.ru RU Концепция вины в библейском повествовании как инструмент формирования индивидуальной и коллективной идентичности Идрисов А. Ж. Аннотация. Целью исследования является раскрытие особенностей библейского понимания таких понятий, как чувство вины и идентичность. Научная новизна состоит в попытке взглянуть на данную проблему со стороны христианской антропологии и отечественной религиозно-философской мысли. Полученные результаты показали: 1) вина рассматривается как первопричина и один из важнейших факторов формирования идентичности человека; 2) философская категория «Другой» представлена в библейском повествовании как проблема отношений между Богом и человеком; 3) в сюжете Нового Завета предлагается решение конфликта идентичностей путем искупления вины Иисусом Христом.

Рассматриваются подходы к теоретическому исследованию эмоций, связанных с религиозными переживаниями. Анализируются перспективы теоретического изучения религиозных эмоций в «эмоциональном повороте» современного социогуманитарного знания и подходов к их изучению. Для определения общего фрейма эмоционально-религиозного дискурса исследуется феноменологический и антропологический исследовательский ракурс в рассматриваемом дисциплинарном поле, а также противостояние универсалистского и конструктивистского подхода к эмоциональной природе человека в современных исследованиях эмоций. Религиозно-эмоциональный дискурс конкретизируется на примере объяснения страха и использования его в рамках теорий происхождения религии. Религиозный страх рассматривается в контексте феноменологического определения религиозного чувства как невыразимого в языке «чувства тварности», «чувства нуминозного», «чувства возвышенного». В заключение сделан акцент на дихотомии внутреннего и внешнего для осмысления религиозного опыта как субъективного религиозного переживания и внешнего его выражения путем ритуальной, телесной и иной практики, а также на использовании современных эволюционных концепций для снятия напряжения между универсалистским и конструктивистским взглядом на происхождение и развитие человеческих эмоций. Ключевые слова: религия, эмоция, страх, эволюционизм, феноменология религии, психология религии, современная наука.

В статье рассматривается трагедия «Жертвоприношение Авраама» (1550) Теодора де Беза, реформатора Лозанны и Женевы, — одна из первых трагедий на французском языке, очень влиятельный текст, многократно переизданный и повлиявший на другие евангелические библейские драмы XVI–XVII вв. Потенциально на примере ветхозаветного патриарха может быть раскрыто много моральных и социальных тем, однако де Без концентрируется на важнейшем вопросе жизни христианина — борьбы с соблазном. Испытание искушением, борьба духа с плотью и победа над грехом и дьяволом — признак истинного верующего, которой уже предизбран для спасения. Таким образом, сюжет о ветхозаветном праведнике, решившимся на нарушение Заповеди и поправшим естественную природную привязанность к сыну, раскрывается как практическая актуализация доктрины предопределения. Этот аспект противостояния индивидуума и общества был очень важен для самого де Беза. С другой стороны, в пласте трагедии — который мы можем только пунктирно реконструировать, выделяется важнейшая роль сатаны, потерявшего часть своего комического амплуа, и отсутствие образности Бога, и элементы конфессиональной пропаганды.

El artículo presenta un cuadro sociohistórico de los modos
de inserción y difusión del New Age en la Cuba contemporánea.
Muestra que su desarrollo creciente a partir de los años dos mil
proviene de la importación previa de técnicas y representaciones
exógenas en el contexto de los significativos cambios sociopolíticos
ligados a las reorientaciones del periodo pos-soviético. Ante la ausencia
de factores usualmente considerados como propicios al desarrollo de
esta tendencia (neoliberalismo, secularización, Internet, fuerteestratificación social, individualismo exacerbado, etc.), la emergencia
del New Age en Cuba se da en el cruce de intensas circulaciones
globales y locales y en la conjunción con las decisiones del Estado que
afectaron el campo de la salud, de lo religioso y engendraron redes
internacionales y transnacionales inéditas. En el marco de un enfoque
comparado sobre el New Age, el artículo rediscute igualmente, a partir
del caso cubano, algunas afirmaciones admitidas comúnmente sobre
este complejo fenómeno sociorreligioso.

В статье рассматриваются теоретические подходы к анализу антропологических аспектов религиозных мест памяти, связанных с почитанием христианских святых. Этот вид религиозной практики представляет собой своеобразное преломление догматически
оформленной официальной религиозной системы, пропущенной сквозь призму традиционных верований архаического происхождения, в которой объектами поклонения являются
как официально закрепленные материальные объекты (иконы, скульптурные изображения святых или Богоматери, поклонные кресты), так и неофициальные локально почитаемые
святыни, в том числе родники, камни, деревья и даже ландшафты. Автор анализирует распространенные эссенциалистские и неэссенциалистские теории, используемые для интер-
претации локальных культов святых, связанных с почитанием природных объектов: теории двоеверия и православного анимизма, народной религии, проживаемой религии, вернакулярной религии, материальной религии. Наиболее удачным методологическим подхо-
дом для объяснения исторической и культурной выживаемости религиозных мест памяти, по мнению автора, является акторно-сетевая теория Б. Латура. Будучи неэссенциалистским подходом, акторно-сетевая теория
не делает отличий между разными типами акторов:
людьми, природными (естественными) и сверхъестественными акторами. Природные объекты создают сеть между сверхъестественными акторами и паломниками, проявляющуюся
в непосредственных практиках почитания, важным элементом которых являются соответствующие вотивные подношения. Природные акторы выполняют функцию медиации между
мирами, осуществляя связь человека со сверхъестественным актором, который постоянно незримо присутствует в священном месте, и таким образом выстраиваемая сеть, имеющая
для верующих важное психологическое значение, определяет социальную значимость религиозных мест памяти.

In this paper author represents the concept of "new animism", developed by decolonial critics of humanities (G. Harvey, H, Fichte, Ph. Descola, E. Viveiros de Castro, E. Kohn, T. Ingold, B. Latour, etc.) and analyses its impact on contemporary studies of religion. The first part contents brief description of genesis of the term "animism" and represents classical animistic concept by E. Tylor, also his critics. The second part describes the concept of the "new animism" and analyses its impact on contemporary humanities, in particular, on religious studies. The conclusion leads to the idea that the "new animism", consolidating postmodern critics of religion, offers multiple research optics for examining religious phenomena and actions.

The article analyzes the philosophical heritage of L. Lipavsky — a member of OBERIU, the Leningrad literary and philosophical avant-garde group. In his cycle the «Treatises», which variously explore the specificity of the idea of reality, author examines the connection of the experience of time and the forms of human emotions (terror, in particular). In contrast to the European intellectual tradition, L. Lipavsky places the problem of terror not in the context of psychology or ethics, but shows its aesthetic nature and experimentally forms a particular «morphology» of terror.Key words: terror, time, reality, avant-garde, L. Lipavsky, OBERIU.Статья обращается к интеллектуальному наследию одного из участников ленинградского литературно-философского общества ОБЭРИУ – Л. Липавскому. В цикле текстов-«трактатов», разнообразно исследующих специфику представления о реальности, Л. Липавский рассматривает связь переживания времени и форм человеческой чувственности (в частности, страха). В про...

Б. К. Малиновский, как один из выдающихся британских антропологов оказал значительное влияние на развитие социальной антропологии как науки.
Ученый полагал, что для создания полноценной научной теории культуры необходимо опираться на определенной понимание самой науки. По мнению антрополога, такая теория должна быть индуктивной, т. е. она должна исходить из наблюдения и проверяться фактами. Б. К. Малиновский выдвигает ряд принципиальных положений о взаимосвязи теории и полевых исследований.

I was on my way out the door for coffee with Kathy, a young woman who is a member of Eternal Hope, a Pentecostal church in suburban Buffalo, New York, where I conducted fieldwork for over one year during 2013-14, when my wife Laura called to tell me that our 15-year-old son Adam was in the emergency room. I phoned Kathy to cancel our appointment. Hearing the anxiety in my voice, Kathy asked if everything was all right. I told her that Adam had had a sudden headache while playing basketball at school and had lost peripheral vision in one eye and sensation in parts of his right side. Kathy exclaimed, "Oh my gosh! Do you want us to pray for him? I can send out an emergency text to our women's group, and we'll all pray." "Um, okay," I replied, half-hesitant for an instant. "Yes, thank you very much. I'll let you know what's going on."

In an 8-week period, there were 16 shootings with three fatalities, three stabbings, and 14 additional "aggravated assaults" in the four square blocks surrounding our field site in the Puerto Rican corner of North Philadelphia. In the aftermath of the shoot-outs, the drug sellers operating on our block were forced to close down their operations by several mothers who repeatedly called the police. Drawing on the concept of moral economy (Thompson, Scott, Taussig), Mauss's interpretation of gift exchange, and a political economy critique of hyper-carceralization in the United States, we understand the high levels of US inner-city violence as operating within a moral logic framed by economic scarcity and hostile state relations. Residents seek security, self-respect, and profit in social networks that compel them to participate in solidary exchanges of assistive violence dynamized by kinship and gender obligations. A hierarchical, extractive drug economy fills the void left by deindustrialization, resulting in a dynamic of embodied primitive accumulation at the expense of addicted customers and chronically incarcerated just-in-time street sellers at high risk of assault. Nevertheless, the mobilization of violence organizing the illegal drug economy also follows ethical norms and obligations that are recognized as legitimate by many local residents. George's field note: A burst of loud yelling makes me glance out of the window just in time to see a frail, middle-aged heroin addict slam into the side of my parked car. He is reeling from a punch to his jaw from Roland, one of my 22-year-old neighbors. Alfredo, a gangling 15-year-old who lives two doors down from me, jumps on the fallen man, kicking him in the chest. A few minutes later, I am sitting on the stoop with Roland, his mother Sol, and Juan, a heroin injector who regularly buys on the block, to hear the full story. Roland claps Juan on the back and explains: "Juan was the first to hit him." Juan shrugs, "I only went to talk to him at first; but to my eyes, it looked like he was lifting his arm to hit you so I punched him."

The etymological origins of the subsidiarity principle have been outlined in the article. The first mention of the notion of «subsidiarity» in the Roman military affair has been explored and analyzed, the analysis of the meaning of the «subsidiarity» concept in the Roman military affairs has been made and an overview of the historical crystallization of the subsidiarity principle in political thought has been given. It has been noted that from its initial use, the term «subsidiarity» was understood as a principle of weighted help in the situation of necessity, which is the basic etymological meaning of the subsidiarity principle. It has been found that after a long neglect of the subsidiarity concept, at the nineteenth century it was returned to the political thought by the German bishop Emmanuel von Ketteler, who suggested «subsidiäres Recht», a law which established limits and powers in the relationship between the state and society. Later, the concept of subsidiarity was borrowed from Ketteler by Pope Pius XI and was proclaimed in the Encyclical «Quadragesimo anno» as a principle of relations between the state and society. Subsequently, the principle of subsidiarity is one of the basic ones in the Catholic social doctrine on building a relationship in the state and society. It has been discovered that the ethical, political and social foundations of the subsidiarity principle were developed and defined exactly in the bosom of the Social Doctrine of Church. Analysis of the current definition of the subsidiarity principle has been performed in the article and main characteristics of the subsidiarity principle, which outlines the relations between the state, the community and the citizen in modern political thought, have been described. The fundamental political components have been clarified as a criterion for proper relations between the authorities of various hierarchical levels and the civil society. Today, the subsidiarity principle is fully affirmed and recognized in political thought, both at the national level of individual states and at the international level. For example, the subsidiarity principle is declared to be a basic principle of the European Constitution, the qualitative normative criterion of relations between the European Union and the member states, and on the other hand, the subsidiarity principle serves as the cornerstone of a pluralistic legal system in terms of identities and interests.

АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПРОЕКТ С.С. ХОРУЖЕГО В КОМПАРАТИВИСТСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ Сергей Сергеевич Хоружий, физик по базовому образованию, богослов и философ по призванию, является одной из наиболее заметных фигур в интеллектуальном пространстве постсоветской России. Его деятельность не сводится к написанию текстов, но получает продолжение в создании разного рода структур-Института синергийной антропологии, Центра синергийной антропологии при Высшей школе экономики, а также в различных совместных проектах. По мнению В.И. Красикова, исследователя социологического измерения русской философии, «группа Хоружего» может быть отнесена к числу наиболее влиятельных фракций, создающих «современное поле интеллектуального внимания» 1. Мы предлагаем поместить построения С.С. Хоружего в компаративистский контекст, сопоставив их с иными антропологическими дискурсами. Тем более что Сергей Сергеевич сам предпочитает «доказательство от противного», формулируя собственное кредо через выявление точек притяжения и отталкивания в отношениях с мировоззренческими и методологическими оппонентами, выстраивая свою теорию человека как критическую. Это тот случай, когда изыскания в области истории идей не являются самоцелью, а имеют инструментальный характер, выступая как способ отстаивания собственных взглядов. Мы ограничимся исключительно философскоантропологической проблематикой, оставив в стороне такой важный аспект деятельности С.С. Хоружего и его «группы», как религиоведческие исследования 2. Анализ текстов С.С. Хоружего позволяет выделить ряд бинарных оппозиций, которые мы полагаем основой нашего исследования: «классическоенеклассическое», «метафизика-феноменология», «онтическое-онтологическое», «практики себядуховные практики». Исходный тезис Хоружего: классическая антропология несостоятельна. Причина этой несостоятельности вовсе не в отрыве от корней. Болезнь коренится в самом первоистоке. Дальнейшее развитие представляет собой лишь усугубление первичных болезненных тенденций. Ключевой фигурой

am personally uneasy with the term ethnicity for it obfuscates much of the specificity of struggles that may be based on radically different principles or identities. These struggles may be based on language as in the case of Sri Lanka or erstwhile East Pakistan, sectarian differences as for instance the conflict between Shias and Sunnis in Pakistan, religion as in the case of the Hindu-Muslim conflict in India, or the tribal versus non-tribal conflict as in the case of the North East of India. The case of the struggle in Punjab can strictly be seen as an ethnoregional movement. In an ethno-regional movement, the leadership of the dominant groups puts forth a case for autonomy or even secession on the ground of claims to distinctiveness. In this essay, however, I employ the concept 'ethnicity' as it is used in contemporary literature: as a catchall term to capture the politicisation of group identity, no matter how constructed that identity may be. 2 Usually collective goods refer to goods that are indivisible and that therefore pertain to the entire population living in a particular territory (for instance, a clean environment); here collective goods are goods that are available to individuals in their capacity as members of an ascriptive group.

Our analysis of the rahui owes much to the theoretical and methodological contribution to the study of legal pluralism in common law and in Germano-Roman contexts, the conditions that encourage the preservation of the rahui in various contemporary situations, and the authors' contributions to the research on the legal pluralism theory combined with anthropologically informed fieldwork. This collection makes two major contributions to legal pluralism theory on both conceptual and methodological levels. First, all authors demonstrate that legal pluralism can and does occur without the presence of a modern centralised state, and that it fulfils a need and does so effectively. In Polynesia, Rigo; Torrente; Ottino-Garanger, Ottino-Garanger, Rigo and Tetahiotupa; and myself show, precisely, the profound pluralistic nature of Polynesian societies, in diverse fields related to the rahui. As such, the social order within activities (Rigo) and the coexistence of distinct legal orders depending on one's status and territorial category (Bambridge) account for traditional pluralism. Polynesian people recognise norms or even differentiated legal orders that rely on the communities' and their chiefs' autonomy (Torrente;

Бородина Кира Александровна бакалавр Института бизнеса и делового администрирования Академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ О РЕАЛЬНОСТИ ОГРАНИЧЕНИЙ КАК АРХЕТИПИЧЕСКОМ СОДЕРЖАНИИ ПСИХИКИ Аннотация: В статье понятия рабства и свободы рассматриваются как психические содержания, воспринимаемые человеком и обществом. Сущность, взаимосвязь и проблематика этих категорий раскрываются посредством наложения теории об архетипических содержаниях на череду исторически важных событий. При изучении развития идеи об ограничениях на протяжении истории человечества обнаруживаются психические причины массовых социальных действий, которые часто носят разрушительный характер. Результат такого анализа позволяет иначе взглянуть на актуальную ситуацию современного мира, связанную со вспышкой коронавирусной инфекции, возвращением значимости границам между странами, введением режимов самоизоляции и мер сохранения здоровья. Действия людей в текущих условиях носят массовый характер и представляют собой логичное следствие изменений, произошедших за несколько последних веков. Исследование исторической взаимосвязи дает возможность переосмыслить сложившуюся ситуацию, а также определить новый вектор развития человечества. Ключевые слова: аналитическая психология, теория об архетипах, психическое содержание, психический феномен, страх как базовая реакция, массовый психоз, комплекс, подсознание, подсознательное содержание.

В статье рассмотрена дискуссия советских психологов и философов 1920-х годов, посвященная теории дологического мышления Люсьена Леви-Брюля. Были выявлены основные этапы полемики, раскрыт вклад конкретных исследователей (Р. М. Выдра, А. А. Богданов, Ф. Месин (Ф. А. Коган-Бернштейн), В. И. Мамлеев и др.) в решение проблем, возникших во время обсуждения. Принимая идею социальной обусловленности мышления и представлений человека, исследователи считали главными недостатками теории Леви-Брюля слишком сильный разрыв между мышлением примитивных и современных людей и недостаточную разработку понятия коллективных представлений. В работе были проанализированы и введены в научный оборот малоизученные источники и архивные материалы, в частности документы, относящиеся к деятельности Института философии Коммунистической Академии. Показано значение дискуссии в контексте общепсихологических и философских исследований тех лет, посвящённых проблеме мышления, и более конкретно — для развития психологии религии, в том числе в связи с обсуждением вопроса о специфике религиозного сознания и религиозных представлений.

РИ У меня сегодня была идея почитать Гешеля про Коцк. Попробуем, что из этого выйдет. Вообще достаточно парадоксальная фигура Гешель. Т.е. с одной стороны он открытый и закрытый. Он был одним из инициаторов каких-то отношений с… межрелигиозных каких-то контактов, открыт внешнему миру совершенно. И при этом, его последняя книга была про Коцк. Он находит что-то в Коцке, в хасидизме вообще, что-то, что составляет ему пазл, так можно сказать. И безусловно, что это не было единственным составляющим его пазла, но при этом было очень существенной составляющей. Я отсюда учу, что можно совершенно по-разному читать хасидут. И, наверное, если мы пытаемся читать хасидут, то нам очень важно понять, как его читает Гешель. Т.е. человек совершенно современный, совершенно светский (светское образование), совершенно открытый и при этом что он находит в Коцке? В хасидизме вообще и в Коцке в частности? Это книга, которую составил Гешель, он не успел закончить работу над ней, он умер, и она на идиш, как не странно. Т.е. Гешель, который жил в Америке, и писал все свои книги на английском. Последнюю свою книгу он написал на идиш. И Дрор Бонди-это израильский исследователь Гешеляперевёл её на иврит. Мы с ним немножечко общались, он прислал мне эту книгу, она лежала-лежала, и наконец долежалась до того, что мы решили её открыть. Т.е. как читает современный человек хасидут-вот вопрос, который меня интересует. Тоже самое можно сказать про Мартина Бубера: опять же современный абсолютно человек и при этом хасидут. Может мы что-то не понимаем, может мы неправильно читаем, или читаем по-старому, скажем так.

В статье анализируется игра Sunless Sea от независимой студии Failbetter Games с точки зрения того, как в ней симулированы отношения божеств и смертных. Используя элемент случайности для того, чтобы заставить игрока почувствовать, будто бы он теряет контроль над событиями в игре, разработчики смогли создать интересную и перспективную модель религиозного поведения в рамках одного конкретного коммерческого проекта.

This paper contributes to the debate on the causes and consequences of politics that are practised in an 'ethnic' mode. It considers how ethnic identities are constituted and legitimised through the practices of modern states, which are themselves embedded in ethnic categories. It analyses the dynamics of ethnic politics in the context of the formation of linguistic states within the Indian Union in the 1950s and 1960s, with particular reference to Punjab and traces how these reinforced and intensified perceptions of ethnic discrimination from the 1970s onwards.

Theorizing in the African Academy is admittedly not a common phenomenon. The Academy in Africa has over centuries been used to adopting Western-initiated theories, philosophies and concepts. Often it becomes a subject of debate when theories propounded by African Scholars have to be admitted into the sphere of Universal Scholarship.

In late 8th century, a new system of international relations was forming, where two states played the leading part: Frankish kingdom of Charlemagne and Mercia, kingdom of Offa. It was reflected in letters of Alcuin, Anglo-Saxon diacon, comrade of Charlemagne. Alcuin was acquainted with Offa and entered the nearest environment of Mercia king. In letters to court people of Offa he speaks about the fidelity to Mercia king. The letter to Colcu testifies to authority of Alcuin at court of Offa, and the letter to the son of king Egfrid tells about teaching at a court of king Mercia. Alcuin had support in the nearest environment of Offa. Therefore, letters of Alcuin allow discovering the value of the Gallic teacher person in the system of relations between barbarous kingdoms.

In spite of secularization and technicization of everyday life, religion has retained a prominent place in all societies, including the most advanced ones, especially in the private sphere, in the sphere of morality, tradition and culture. In the 1990s, in former socialist ...

Theorizing in the African Academy is admittedly not a common phenomenon. The Academy in Africa has over centuries been used to adopting Western-initiated theories, philosophies and concepts. Often it becomes a subject of debate when theories propounded by African Scholars have to be admitted into the sphere of Universal Scholarship.

В учебном пособии рассмотрены вопросы о специфике философии религии как гуманитарной дисциплины, о главных темах и проблемах философского познания религии. Дан систематический анализ типичных философско-теоретических подходов к постижению религии. Изложено содержание ведущих философских концепций религии в их взаимном соотношении.

The textbook examines questions about the specifics of the philosophy of religion as a humanitarian discipline, about the main themes and problems of the philosophical knowledge of religion. A systematic analysis of typical philosophical and theoretical approaches to the comprehension of religion is given. The content of the leading philosophical concepts of religion in their mutual relationship is stated.

Трактат С. Керкегора «Понятие страха» (1844 г.) рассматривается в контексте эпохальных сдвигов середины XIX в., переориентировавших философскую мысль в сторону практики. В этих условиях интеллектуальное высказывание, становясь рупором всего общества и перенимая журналистские нормы, перестает подчиняться академическим правилам работы с понятиями. Убеждение, что мысль должна стать действенной, присуще не только левым гегельянцам. Их противники-и те, кто считает наследие Гегеля платформой для религиозного обновления, и те, кто борется против огосударствления христианства,-также исходят из понимания слова как дела. К числу последних относится и Керкегор. В статье уточняются некоторые аспекты керкегоровской работы со словом. В реферативном изложении тезисов о коммуникации, набросанных в 1847 г. и объединенных общим заголовком «Диалектика этического и этико-религиозного сообщения» (Papir 364-371), подробно разбирается керкегоровское понятие сообщения, дается дистинкция прямого и непрямого сообщения, уточняются роли локуторов, разъясняется функция участников коммуникации, действующих под псевдонимами. Элементы коммуникации-отправитель и адресат, их установки, тактика, речевое поведение и другие уровни, задействованные псевдонимами, анализируются с точки зрения конечной цели послания-вызвать перемену в читающем. Керкегоровское сообщение анализируется в статье как прагматизированное высказывание, стирающее различие между письменной и устной речью; отмечается вклад этих размышлений в позднейшие теории речевых актов. Несколько отрывков из «Понятия страха» переведены заново с учетом коммуникативных намерений автора. Ключевые слова: публичная речь, популяризация Гегеля, коммуникация, непрямое сообщение, псевдонимы-марионетки, «Диалектика этического и этико-религиозного сообщения», переводы «Понятия страха».

Theorizing in the African Academy is admittedly not a common phenomenon. The Academy in Africa has over centuries been used to adopting Western-initiated theories, philosophies and concepts. Often it becomes a subject of debate when theories propounded by African Scholars have to be admitted into the sphere of Universal Scholarship. This is where the universality of Western philosophy is

Сёрен Кьеркегор – предтеча экзистенциализма – до сих пор почитаем в мире философов либерального направления, поскольку для них иррациональное мышление является вершиной человеческого духа. В главе анализируются взгляды датского философа на религию, которую он, по собственному признанию, исследовал, стоя «то ли на голове, то ли на ногах». Метод оказался эффективным. Он позволил ему замутить головы последующих «истов» из стана идеализма, экзистенциализма и томизма. В главе подробно разбирается, как ему это удалось.

Статья представляет собой попытку сравнительного анализа антропологических проектов К. Леви-Стросса и Г. Бейтсона. Объектом сравнения становится не столь-ко материал или методология, сколько форма мысли, понимаемая как условие по-рождения и обоснования метода. Сопоставляя центральные для двух антропологий понятия структуры и паттерна, автор обнаруживает, что оба концепта предстают результатом анализа двух различных видов трансформационных последовательностей: конкретной непрерывной (Леви-Стросс) и абстрактной прерывной (Бейтсон). Сравнение стратегий наблюдения демонстрирует существенные расхождения метода, несмотря на свойственную обоим исследователям апелляцию к понятию разума как объяснительному принципу. Ключевым является понятие дистанции между наблюдателем и другим, которая для Леви-Стросса становится условием наблюдения, позволяющим проявиться разуму. Для Бейтсона же разум проявляется благодаря избыточности коммуникации, которая позволяет отличить сигнал от шума, а дистанция предстает в качестве вторичной характеристики коммуникативного контура. В то же время совпадение критических стратегий, обращенных против функционализма, свидетельствует в пользу глубокого теоретического единства обоих проектов в рамках некоторого большего теоретического контекста. Анализ инструментальных и биологических метафор культуры, используемых Малиновским, Бенедикт, Бейтсоном и Леви-Строссом, позволяет реконструировать список специфических черт, к которым обращается «антропология формы» в попытке переосмыслить функционалистскую концепцию культуры.
Ключевые слова: Бейтсон, Леви-Стросс, структурализм, экология разума, функционализм, антропология, культура, паттерн, структура

Тема статьи – религиозные, философские и культурные аспекты керкегоровского прочтения «Сущности христианства». История христианства середины XIX в. рассматри-вается в преломлении двух принципов. Первый, отстаиваемый С. Керкегором, – «мыслить субъективно». Согласно этому принципу, христианство обретает действительность только внутри человека, так как лишь погруженностью в себя, извечной потребностью человека в самопознании можно создать место для Бога. Принцип, отстаиваемый Л. Фейербахом, – «мыслить свободно». Научиться видеть причины насущных проблем человечества в самом человеке означает обрести независимость от религиозных предрассудков и устранить главное препятствие для политического освобождения. В статье разбирается, что понимает под христианством каждая из сторон и почему критический запал свободомыслия, по мнению Керкегора, не дает Фейербаху дистанцироваться от религии, делая позицию автора книги о сущности христианства частью последнего. Отмечается, что историко-философский подход, ограниченный тем, что керкегоровское прочтение Фейербаха велось в одностороннем порядке и не предполагало диалога или полемики, следует дополнить культурно-прагматическим подходом. Последний основан на керкегоровской презумпции, что задетость Фейербаха – вопреки его намерению вынести христианству приговор от лица современного человека – входит в существо этой религии. Следуя этой презумпции и исходя из собственной писательской стратегии, Керкегор оценивает систему аргументации Фейербаха как широко понятое высказывание, преследующее коммуникативную цель, а не как логическое развертывание узко-философских понятий. Особое внимание уделено тому, какую роль керкегоровская рецепция свободомыслия сыграла в формировании его собственных концептов – прежде всего, уязвленности (Forargelse) и парадокса.

Dwelling on a number of theoretical considerations bearing on the problem of the function of religiosity in personal development, the author specifi es the disciplines related to the study of the problem and formulates working defi nitions of the concepts of development, religiosity and norm. The situation in Russian science today gives priority to psychology of development and religion studies, as the former possesses a serious methodological and methodical basis while the latter, disposing of a unique mass of empiric material, provides broader context for studying religiosity and secures the link between its psychological study and its historical, sociological, henomenological etc. analysis. This approach will also be productive for theology, since psychology can occupy a special place within the system of ecclesiastical sciences as an applied discipline; however, its confessional” character should then fi nd expression not in the search for a religious basis, but in the study of phenomena belonging to the religious milieu. It is also suggested that religiosity should be considered as a ynamic, non-linear process which can be observed here and now and whose direction and specifi c character in the future can be prognosticated, albeit with a certain amount of reservation. Religiosity and development are two interconnected processes in which the person chooses the elements needed in his personal life for the self-regulation of the cognitive, aff ective and behavioral components. For this reason it seems rather diffi cult to determine the function of religiosity in the development of a personality.

This article investigates the historical peculiarities of the formation and specificity of the
current stage of development of Catholicism in Ukraine. It considers the spiritual, sociocultural, economic, and political prerequisites for the resumption of the activity of the Roman
Catholic Church during the revival of Ukraine's independence in the 1990s. A quantitative
comparison of dioceses since the end of the last century has been undertaken and their patterns
of growth have been identified. The main achievements of the largest Catholic churches in the
country since Ukrainian independence have consisted in building its ecclesiastical structures
and expanding its community networks and active social service. This has resulted in a positive
trend of increasing awareness and confidence among the Ukrainian citizens in Catholic
institutions, their leaders, and Catholicism in general. Various aspects of the “Vatican's Eastern
Policy” and its implications for the Ukrainian Greek Catholic Church are also examined, as
well as problems and prospects for further integration of the Roman Catholic identity into the
spiritual space of Ukrainian society. The main contours of the institutional Catholic response
to the current crisis situations in Ukrainian society are outlined, including the war in the East
of the country, family problems, poverty, existence of socially vulnerable groups of people,
despair, and so forth.

The Indian National Congress played an important role in the freedom struggle of India. Established in 1885, it successfully mobilized the Indians from all sections of society irrespective of caste, class, religion etc. The birth of the Congress was the product of the nationalism that initially developed in Bombay, Calcutta and Madras in the second half of the nineteenth century. After that, the social base of the Congress slowly expanded in other regions of India, and soon this party became a mass organization of the country. It launched three powerful movements against the British rule and made a major contribution in the attainment of India's independence.

Статья посвящена памяти российского исследователя религии, доцента философского факультета МГУ им. М.В.Ломоносова Александра Николаевича Красникова (1949 - 2009). Статья представляет собой анализ его теоретических работ: «Методология современного неотомизма» и «Методологические проблемы религиоведения».

Мои страх и трепет. I. Почему не Христос? С. Керкегор от чего-то сконцентрировался на ветхозаветной фигуре Авраама. Хотя мы имеем не менее впечатляющие переживания Христа в Гефсиманском саду. Впрочем, их природа тоже читается антропоцентрично. Христос говорил притчами с простым народом, иначе простой люд понять не мог. История Авраама совсем даже не притча. По мне так весь Ветхий Завет показывает законы в лицах, там всюду взаимоотношения братьев, отцов, детей и матерей-символы доступные интеллекту простого мирского человека 4000-летней ветхости. Если проследить, чем в этом отношении Новый Завет отличен, то там найдутся настоящие аллегоричные притчи, а также вводятся более достойные современного ума определения. Они менее доступны для поэтезирования, и, следовательно, ухода от ясности. Христос посчитал 2000 лет назад нас уже способными впитать смысл «Веры как осуществления ожидаемого и уверенности в невидимом» (Евреям 11.1). Далее идет перечень свидетельств веры из Ветхого Завета. Обобщение опыта с формулировкой определения! Сухое, иначе, топологичное определение лишает возможности ввести свои чувства, т.е. поэтизировать. «Совершенная строгость»-черта выдающихся математических умов, таких как Г. Перельман, умов, способных решать «задачи века». Христос во плоти-ум и сердце, способные решать «проблемы тысячелетий»-нам ясна его совершенная строгость. Именно из-за этого Он не мог стать примером поэтизирования как чувственного переживания истины (чувство всегда вносит примесь личного и субъективного) для С.Керкегора. Это было бы уже кощунством. II. Топология. Определение. Нам пригодится гегелевская мера вещей. Чтобы вера стала для нас чем-то реальным, а, следовательно, приемлемым, нам нужно понять ее меру. Не имея определения как четкой измерительной линейки с засечками, мы ищем линеек внутри. Внутри нам обильно доступны чувства-именно чувственную линейку мы прикладываем к историям о вере и накал сопереживания и сочувствия укажет-«Вот оно! Вот та глубина переживаний, которая колеблет мой скепсис и нигилизм!». Определение из Нового Завета созидает новое понимание-лишает поэтики, но создает поле для уважительного понимания других, которые имеют веру не в Христа, а, скажем, в Аллаха (впрочем, это только пример). III. Антропоцентризм. Удивительно, что Авраам переживший подвиг жертвы своего дитя, стал мерилом. Соглашусь, что мне тоже было бы сложнее принять на себя убийство, чем пойти на крест. Отсюда и выбор Керкегора. Но хочется остановиться, вообще остановиться в данный момент и сказать себе: «Мы пока не понимаем истинной жертвы Христа, описание его судьбы лаконично, переживания выражены «фразой-выдохом-перед-действием», антропоцентричность единственное, что могло впечатлить нас на видимом участке вполне чувственной, а не ментальной жизни человечества». Философия Керкегора это канал из чувственного в ментальное, к принципам. Вера-это принцип бытия для человека. Он воспевает веру как открытый принцип. Но начинает он с ключевых для себя вполне чувственных вещей-страх и трепет, недаром и название таково-они ему ближе, только через них он добирается до веры.

В статье рассматривается несколько эпизодов продолжающегося диалога фило-
софии и антропологии с тем, чтобы проследить различные способы взаимовлия-
ния представителей этих дисциплин; отмечается переход от обсуждения эписте-
мологических проблем в 1980-е годы к соединению онтологии и эпистемологии
в текстах некоторых антропологов в 2010-е годы; приводятся рассуждения не-
скольких ученых-антропологов, не относящих себя к философам-профессиона-
лам, но активно использующих философские теории, аргументы и термины.

The end of the British colonial rule in India culminated into
the partition of subcontinent and the genesis of two
successor nation states of Pakistan and India in 1947.The
Punjab (a province of British India) was also parted into two
halves. Eventually, it experienced communal massacre at an
unprecedented scale. Millions of people were displaced and
migrated from one to the other state. This massive exodus
on communal basis was not anticipated either by hitherto
rulers of India or the Indian National Congress and the All
India Muslim League. Various explanations have been
offered for the tragedy of partition and concomitant
communal violence but one that endures and is popular in
Pakistan is the idea that Hindus and Muslims constituted two
identifiable and separate nations,which could not live in one
‘nation state’ further. This argument augmentsthe trauma of
communal carnage happened due to violent assertion of
∗ Assistant Professor, University of Sargodha, Sargodha, Pakistan.
26 Pakistan Journal of History and Culture, Vol.XXXVI, No.2 (2015)
‘essentialist’ and ‘primordial’ Hindu-Muslim-Sikh identities.
There is a need to explore the process and bring out factors
of mutually exclusive communal ‘instrumental’ identities due
to which the strict boundaries were drawn up between
religious communities. It is equally important to consider
evidence that suggests the socio-cultural and political
variables which transcend the communal boundaries and
testify existence of composite cultural milieu in pre-colonial
and colonial Punjab side by side the markers of communal
identities. This paper is an attempt to trace out the process
and comprehend the contributing factors of demarcation of
religious boundaries and construction of communal identities
in the colonial Punjab.