Hypertext Fiction

Иако је сновима литерарних јунака посвећено више пажње, записи аутентичних снова нису често били предмет проучавања у оквиру науке о књижевности. Предмет рада биће поређење одлика кратке приче и мале приче са одликама записа снова из „Сневника” Љубомира Симовића. Кроз изналажење сличности са поменутим текстовима, покушавамо да истакнемо неке специфичности записа снова као особене краће прозне врсте. Неке од сличности са кратком причом су наративност, фрагментарност, тематска разноликост, in medias res почетак и отворени крај, док се блискост између записа снова и малих прича огледа у реферисању на недавне догађаје, тежњи да се нешто исприча или прећути, сагледавању приче као дела веће целине и слично. Циљ рада је истицање особености записа снова и стварање основе за даља проучавања записа сна као хибридног прозног текста.

У раду се анализира Речник технологије, објављен у издању студентског часописа Видици 1981, који је и у формалном и у смисаоном погледу представљао необичан искорак из оновремене социјалистичке, теоријске и уметничке продукције. Наишавши најпре на оштру идеолошку осуду, Речник технологије је потом скрајнут, да би готово четири деценије након свог објављивања доживео нова читања и тумачења. Анализирајући естетске, визуелне и поетичке, и идејне, филозофске и антрополошке нивое, покушавамо да одговоримо на питање, због чега је овај пионирски постмодернистички спис југословенске културе препознат од тадашњих носилаца моћи као до те мере субверзиван подухват да је осуђен на историјски заборав и какав је његов значај у садашњем времену, будући да се бави кључним питањем данашњице – технологијом и њеним друштвеним, антрополошким и уметничким импликацијама. Иако су постојали покушаји тумачења Речника технологије као текста који „васпоставља” српско средњовековље и православну духовност, те ...

Engelbart's proposal for "Augmenting Human Intellect" envisioned innovation in personal workstations, organizational management, and social organization in order to tackle society's most intractable problems. Recent thinking about animal cognition and in the philosophy of the mind leads to intriguing speculation about the experience of augmentation. A large body of literature, seldom cited in this connection, explores the tensions between the Augmented and the Basic remnant. CCS Concepts • Information systems → Decision support systems; • Humancentered computing → Collaborative and social computing theory, concepts and paradigms; • Applied computing → Computing in government.

От редакции: Возвращение истории -тема, до сих пор определявшая антисталинские дискуссии в России. Но ее историографический аспект сложнее политического. Если в политике уверенно предполагается, чего стоит опасаться и что заслуживает рецепции, в историографии философия времени спорит, например, с юриспруденцией не о чемнибудь, а о том, что есть прошлое и его длительность в истории, как его ухватить в настоящем. Возвращается ли прошлое или оно никуда не ушло? Об этом -Бербер Бевернаж. Что очевидно в бывшей Югославии, Руанде и Южной Африке: что прошлое продолжает терзать людей, потому что оно -не прошлое. Эти места не живут в обычном временном режиме, но в режиме одновременности, когда прошлое и настоящее -непрерывная, слипшаяся масса фантазий, искажений, мифов и лжи… Преступления нельзя беспроблемно оставить в историческом прошлом, они оказываются размещены в вечном настоящем, взывая о возмездии [1]. Некоторые философы отмечали временное измерение нашего понимания отношений между историей и справедливостью [2]. Самые отчетливо выраженные и при этом противоположные позиции в этом споре, несомненно, принадлежат Фридриху Ницше и Вальтеру Беньямину. Для Ницше история всегда должна обслуживать жизнь и будущее и не должна подчиняться запросу на историческую справедливость . Ницше порицает широко распространенную одержимость прошлым, эту измождающую лихорадку истории, и завидует тупой скотине, которая живет одним мигом, живет , в противоположность человечеству, которое сгорает под тяжестью постоянно растущего груза прошлого. Чтобы жить, говорит Ницше, человечество должно отказаться от надежды на справедливость и научиться забывать, но «требуется слишком великая сила духа, чтобы жить и забывать, насколько жизнь и несправедливость -одно и то же» . Прославленный философ культуры Вальтер Беньямин в своих всем известных «Тезисах о философии истории», напротив, безусловно встает на сторону бесчисленных жертв исторической несправедливости, оказавшихся под грудой обломков прошлого . Беньямин отстаивает «солидарность воспоминания» между живыми и умершими, доказывая, что живые поколения должны равняться не на будущее, а на предшествующие поколения в своей борьбе за правосудие . Так как прошлые поколения предвосхищали жизнь поколений нынешних, Беньямин доказывает, что живые обладают «слабой мессианской силой», чтобы без помощи предшественников справиться с несправедливостью катастрофического [недавнего] прошлого. За этими противоположными позициями стоят радикально различные концепции прошлого и его онтологического статуса. Традиционно отношение между историей и справедливостью описывается через ту главную мысль, что прошлое далеко от нас, оно скрылось из поля зрения и потому мы не можем его изменить. Такой сомнительный или низкий онтологический статус прошлого заставлял некоторых философов вслед за Ницше бичевать «одержимость историей» и разрабатывать вместо этого этику, которой будет подвластно настоящее . Идея отсутствующего прошлого препятствует тому, чтобы поддерживать часто дающий сбои «долг помнить» или непременную обязанность «быть справедливым по отношению к прошлому»,потому что для этого требуется иметь дело с прошлым. Поэтому ресурс истории -вносить свой вклад в поиск справедливости -кажется часто незначительным или даже несущественным. В последнее время немало внимания в философии истории стали уделять «присутствию» прошлого, как мы видим, например, во Введении Элько Руниа к «парадигме присутствия» в этом выпуске журнала. Такой пересмотр (онтологического) статуса прошлого может радикально изменить отношение между историками и «их» прошлым. История может тогда внести гораздо более существенный вклад в поиск справедливости. Более того, история оказывается соотнесена с современной реальностью международной политики, а именно, с проблемным «присутствием» травматического и часто взрывоопасного прошлого в странах, которые пытаются выбраться из былой пучины насилия, таких как ЮАР, Аргентина, Чили и Сьерра 28112016 Время, присутствие и историческая несправедливость Михаил Гефтер

This paper proposes a novel theoretical framework for understanding the phenomenon of "hype" not as a mere sociological or marketing curiosity, but as the primary epistemic modality of late-capitalist consciousness. Moving beyond Baudrillardian simulacra and Debordian spectacles, we posit hype as a tripartite, auto-catalytic hermeneutic system-a "Hype-Matrix"-that generates its own ontological gravity, rendering the traditional subject-object dichotomy obsolete. Through a dialectical analysis of semiotic saturation, we argue that hype functions as a meta-narrative of antimeta-narratives, a paradoxical engine of meaning-production that thrives on its own imminent deconstruction. Utilizing a post-post-structuralist lens, this article deconstructs the axiomatic binaries of authenticity/artifice, depth/surface, and profound/banal, ultimately concluding that hype is the fundamental, yet ultimately vacuous, resonance of contemporary being. Empirical validation, while suggested through self-referential citationality, is intentionally eschewed in favor of a purely theoretical, and thus more authentically hype-compliant, methodology.

Hypertext research has been deeply interested a narrative, and literary hypertext fiction has enjoyed a long and happy relationship to this conference. The literature of Critical Theory, on the other hand, is famously opaque, and our Balkanized technical literature on new media storytelling has grown provincial.

We often treat annotation as a supplement, scribbling tacked on to the real (hyper) text. Instead, we might view annotation as an organic process in which the current hypertext grows and is elaborated in ways that are unpredictable but not unconstrained. In this, we recognize the old mission of constructive hypertext to form a seedbed and trellis, a structure for what it becoming. A key to cultivating constructive spaces that do not decay into greed and acrimony is sympathy, that the components recognize and serve each other. • Software and its engineering➝Software creation and m a n a g e m e n t ➝ D e s i g n i n g S o f t w a r e • A p p l i e d Computing➝Computers in other domains.

El uso de imágenes, fragmentos de videos, y demás material que sea objeto de protección de los derechos de autor, será exclusivamente para fines educativos e informativos y deberá citar la fuente donde la obtuvo mencionando el autor o autores. Cualquier uso distinto como el lucro, reproducción, edición o modificación, será perseguido y sancionado por el respectivo titular de los Derechos de Autor.

Table of Contents with Abstracts from the book Glitching the 'Machine Artist.'

Fear of the ‘machine artist’ reflects a deep cultural anxiety about industrialization, shaped by unresolved conflicts over automation and its potential to supplant human artists: by analyzing how photography functioned as the original ‘machine artist,’ this book explains why current fears about AI-generated art echo historical anxieties about objectivity, originality, and human agency.  Automated machinery represents both a technical development and a social paradigm that redefines labor, authorship, and creativity itself. This study blends analysis, theory, and criticism to show how debates over AI continue a centuries-long negotiation between human agency and automation. It links these generative technologies to the assembly line and industrialization while exploring their aesthetic influence on art.
(This is a low resolution preview. If you find it useful or interesting, please consider buying a copy.)

This work analyses Pale Fire, a 1962 novel by Vladimir Nabokov, as a literary and dialogic communication game. A massive puzzle of little more than two hundred pages, in which the notions of linearity in literature are explicitly questioned, the novel is drawn as a critical and scholarly essay written by a certain Charles Kinbote, about a 999 verse poem authored by dead old poet John Shade - these two, apparently good friends. This work explores Dialogism, as theorized by Russian linguist Mikhail Bakhtin, as the basis with which the intricate literary game, as defined by Thomas Karshan in Nabokov and the Art of Play (2011), is built by Vladmir Nabokov in this novel. The analysis focuses on identifying and shedding some light on the aspects of dialogism as the game’s structure in Pale Fire. This research is descriptive and qualitative. The dialogue will be dissected in the internal aspects of the text, with the hypertextuality notions (LÉVY, 1998), as well as in the external aspects between reader and novel, considered here as an active participant in Pale Fire as a proper game. Exploring the meeting between the theories of Nabokov and Bakhtin, we broach communication as it is built among the many voices which act upon, for and through the novel Pale Fire.

Anne Huffschmid y Pablo Martínez Zárate se conocieron en el proceso
de armar el webdocumental Forensic Landscapes (www.forensiclandscapes.info), a partir de un extenso fieldwork audiovisual conducido por Anne sobre espacios y agencias forenses ante la desaparición forzada en México y otras
partes de América Latina. El webdoc fue nominado en una serie de festivales
internacionales, el International Documentary Film Festival Amsterdam (IDFA) entre ellos, y ganador en el Festival Internacional de Nuevas Narrativas de No Ficción (FINNOF). Desde ese entonces han compartido conversaciones, talleres y otras colaboraciones. En este texto, y a partir de la experiencia compartida, reflexionan sobre sus modos de pensar y expandir la investigación.
Online: https://ceas.org.mx/libro/antropologias-hechas-en-mexico-volumen-iii/ (pp. 785-806)

This article analyzes one of the roots of contemporary online participatory writing practices within the literary field, focusing on an object that had its theoretical heyday twenty years ago: hypertextual fiction. Invented in the sixties by social informatics visionary Ted Nelson, the word "hypertext" gained academic attention in the humanities in the early nineties with the works (among others) of George P. Landow, Paul Delany, David Bolter and Stuart Moulthrop. In 1992, in Coover (1992) wrote in The New York Times Book Review: "much of the novel's alleged power is embedded in the line […] [T]hrough print's long history, there have been countless strategies to counter the line's power […] but true freedom from the tyranny of the line is perceived as only really possible now at last with the advent of hypertext, written and read on the computer, where the line in fact does not exist unless one invents and implants it in the text". Since then, hypertext started to be defined as an artefact empowering the reader to subvert the linear text and the author's authority, and thus, within a post-structural and postmodern theoretical framework, deconstructing and subverting the very roots of power tout court. By addressing hypertext theory (a mixture of history of textual forms, of reading practices, and of technologies of memory, semiotics, poststructuralist and feminist theory, etc.) and tracing the influences of postmodern literature and the literary avant-gardes on hypertext fiction, the article will thus investigate both the construction of hypertext as a participatory "cultural object" -in Wendy terms -and the legacy of that theoretical debate and those artistic practices in contemporary reflections on online collaborative literary writing.

In a digital era, people live in a cyberspace that they become part of modern society. The information that they have acquired is from the World Wide Web (WWW). This WWW has become an important medium for people in the world to disseminate information. Because of the technology of Web, cyber literature emerges. This study talks about the emergence of cyber literature which changes the way of reading and teaching in variousinstitutions. It becomes a challenge for people who teach literature because they should leave the printed text and move to the digital text as called hypertext. The existence of cyber literature also drives them change their style to analyze and criticize the work of literature. So, it becomes a challenge for them to teach literature from text to hypertext.

Овај рад се бави новим књижевним феноменима који су проникли из контекста другачијег постхуманог доба, услед експанзије технологије и информатичког кодирања у култури и свеукупности стваралаштва човечанства. Превасходно се сагледава појам дигиталне, тј. електронске књижевности, дајући преглед њеног развоја и односа са друштвом Треће и Четврте индустријске револуције, као и академским дискурсом који настоји да је уведе у праксу књижевне теорије и као такву дефинише и конципира. Увидом у оквире дигиталне књижевности, у раду се истичу најреферентније карактеристике дигиталне књижевности, попут хипертекста и интеракције, које ће се затим увезати у низ асоцијација и смерница према делима аутора хиспаноамеричког фантастичног реализма Хорхеа Луиса Борхеса и Хулија Кортасара. Тако ће се указати на могућности нових ишчитавања дела поменутих аутора као узора и антиципатора дигиталне књижевности, која јесте везана искључиво за доба којем својим постојањем они нису стигли да посведоче, али до које су досегла њихова најистакнутија дела као својеврсни палимпсести и књижевни супстрати.

Links are the most important new punctuation mark since the invention of the comma, but it has been years since the last in-depth discussions of link poetics. Taking inspiration Raymond Queneau's Exercices De Style, we explore the poetics of contemporary link usage by offering exercises in which the same piece of text is divided and linked in different ways. We present three different exercisesvarying the division of a text into lexia, varying links among lexia, and varying links within lexia-while pointing toward potential aesthetic considerations of each variation. Our exercises are intended descriptively, not prescriptively, as a conversational starting point for analysis and as a compendium of useful techniques upon which artists might build. • Human-centered computing → Hypertext / hypermedia; Interaction design process and methods; Interaction design theory, concepts and paradigms; Systems and tools for interaction design; • Applied computing → Arts and humanities; Document management; • General and reference → Surveys and overviews; General literature.

The paper focuses on the issue of visual accents in the poems of contemporary slovak poetry. visual accented poem is defined as visually arranged poem, in which featured visual elements take the role of partial semantic factor involved in verbal semantics of the text. sphere of visual accented poems is a supplement to the sphere of visual poetry. in slovak poetry this is the dominant form of relationship between verbal and visual codes. The article also contains notes on the evolution of this type of poetry from the second half of the 20th century in slovakia and on the issue of authorship, originality and some specific genres (poetry for children, humoristic -satirical poetry, artist´s book).

Autofiction is increasingly described in contemporary criticism as a transgressive genre. Its transgressiveness is manifested in the free combination of fiction with real events, which breaks genre conventions and places the reader in an ambivalent position, requiring them to trust and distrust the text simultaneously. However, the transgression of autofiction goes beyond genre hybridity by foregrounding the problem of authenticity in experience and the search for ways to write about it. This article analyzes the
main aspects of transgression in autofiction, which, in addition to crossing the boundaries between fiction and fact, includes the ethical issues surrounding the boundary between one’s own and another’s experience, as well as the role of corporeality and the liminality of experience in autofiction writing.

Автофикшн в современной критике все чаще описывается как трансгрессивный жанр. Его трансгрессивность проявляется в свободном сочетании вымысла с реальными событиями, что нарушает жанровые конвенции и ставит читателя в двойственную позицию, предписывающую доверять и не доверять тексту одновременно. Однако трансгрессия автофикшна выходит за рамки жанровой гибридности, ставя на первый план проблему аутентичности опыта и поиска способов письма о нем. В статье анализируются основные аспекты трансгрессии в автофикшне, к числу которых, помимо пересечения границ между вымыслом и фактом, относятся этические вопросы пересечения границы между своим и чужим опытом, а также роль телесности и лиминальности опыта в автофикциональном письме.

This article begins from a clear thesis: human free will is a useful fiction, not an original truth. Far from being a universal capacity, so-called freedom of choice is shaped by biographical, social, economic, and symbolic conditions that operate before, during, and after each decision. We do not choose our name, the place we are born, or the rules of the game. And yet, we are held responsible as if everything depended solely on us. The idea of absolute freedom functions as a cultural myth: it gives meaning but hides hierarchies. This paper analyses how identity, social class, mobility, and collective recognition act as filters that limit our actual margin of self-determination. From a critical and interdisciplinary perspective, it argues that free will is not an essence, but a convenient operational structure-useful for sustaining social narratives, yet insufficient to explain the real complexity of human subjects.

This paper explores the conceptual framework behind No Sun For Nu Boricua (xNxSxFxNxBx), an experimental first-person game that merges dungeon crawler mechanics with decolonial critique and glitch aesthetics. No Sun For Nu Boricua functions both as a case study and a launching point for future worldbuilding and theoretical exploration. It seeks to expose and intervene in the virtual and ideological gaps that shape the broader cultural frameworks of the Puerto Rican diaspora. Set in the aftermath of MAGIKINGDOM Daymare: Chapter Uno, the player navigates six labyrinthine levels haunted by mutated colonial remnants, spectral architectures, and coded memories. The game rejects realism and projectile combat in favor of slowness, fragmentation, melee survival, and narrative disorientation. Drawing from influences like Doom, King's Field, and Cruelty Squad, it intentionally diverges from their aesthetics of power and purity, offering instead a cybernetic fugitive strategy rooted in refusal, confusion, and cultural hauntings. Central to this work is the figure of the Boricua Cyborg, a being forced into armor by colonial trauma, diaspora, and machinic abstraction. This protagonist is not a power fantasy but a question: What does it mean to move through glitchspace as a mixed-race, diasporic body? What happens when a machete is more than a weapon, when it becomes an inheritance? Drawing from Donna Haraway's Cyborg Manifesto, Legacy Russell's Glitch Feminism, Deleuze and Guattari's theories of deterritorialization, Guy Debord's concept of the spectacle, and my autoethnographic understanding and cosmology, this game performs theory through level design, audio distortion, weapon logic, and NPC behavior. The Spectral Glitch, an antagonist, a system error, or a god, serves as both narrative thread and mechanic of resistance, actively rewriting the gameworld in real-time. Alongside the game, this paper includes reflections on tools like Audacity and the BOSS VE-20 vocal processor as anti-fascist devices of sonic reterritorialization. Here, the glitch becomes a method, and the player becomes cyborg, not to dominate the system, but to survive it, haunt it, and misfire within it.

Celac, Victor, „Despre funcţia metalingvistică (în cazul limbajul uman şi în alte sisteme de comunicare)”, în: Raluca Sinu, Alexandra Stan, Oana Tatu (ed.), Cross-cultural perspectives in language studies. In honorem professor Marinela Burada. Bucureşti, Pro Universitaria, 2025, p. 315–326. ISBN 978-606-26-2072-1.

The article focuses on the labyrinth as a model structuring the narrative of Italian neo-avant-garde novels. Classical and mannerist types of labyrinth (according to U. Eco) act as world, consciousness and text models and have an ambivalent meaning: they are a sign of complexity and confusion and at the same time are symbolically connected with the search for a way out and with the Jungian individuation process. The transformation of classical and mannerist labyrinths into a rhizome marks the passage from neo-avant-garde to postmodernism.

KOČVAROVÁ, Miroslava: Súčasná slovenská poézia v priestore nových médií ako určujúci faktor záujmu knižných vydavateľov v podmienkach na Slovensku. [Bakalárska práca] / Miroslava Kočvarová. – Žilinská univerzita v Žiline. Fakulta humanitných vied; Katedra mediamatiky a kultúrneho dedičstva. – Školiteľ: Marián Grupač. Žilina: FHV UNIZA, 2025.

Daná práca analzuje dôsledky nových médií na súčasnú slovenskú poéziu a kritéria výberu manuskriptov knižných vydavateľov. Pozrieme sa na spôsob, akými sa poézia v nových médiách prezentuje a propaguje, vrátane digitálnch platforiem, sociálnych sietí a online časopisov. Ukážeme si, ako nové médiá rozšírili možnosti pôsobenia, prezentácie a publikácie autorov. Analyzujeme si formu súčasnej presadzovanej poetiky a tematík v kontexte nových médií. Priblížime si, ako sa dôsledkom nových médií alteroval knižný trh, jeho fungovanie a vydavateľský proces, ako aj postoje vdavateľov voči online prezentácií a propagácií poézie, a kritériám vydania manuskriptu. Predstavíme si nové formy vizuálnej, digitálnej a intermediálnej poézie vo virtuálnom priestore.

Kľúčové slová: nové médiá, propagácia poézie, súčasná slovenská literárna scéna, vydavateľstvo, intermediálna poézia.

Rad nastoji da prikaže ulogu čitaoca u savremenom svetu, kao i ostvarivanje konstruktivnog dijaloga između pisca, dela i čitaoca u postmodernizmu. Predmet izučavanja je knjiga Aleksandra Jerkova, "Istina (srpske) književnosti: metasholia", kao izdvojena iz celine stvaralaštva ovog autora, pri čemu se ima u vidu i sama celina. Rad zaključuje da se tek u marginalnom kretanju književnih puteva može doći do samospoznaje, ali i spoznaje sveta, pri čemu je neophodno staviti čitaoca u aktivnu ulogu primaoca poruke.
*
This work aims to explore the role of the reader in the modern world and to illustrate the constructive dialogue that exists between the writer, the literary work, and the reader in the context of postmodernism. The study focuses on Aleksandar Jerkov's book, "The Truth of (Serbian) Literature: Metascholia", while also considering the broader scope of the author’s entire body of work. The paper concludes that true self-knowledge and understanding of the world can only be achieved through engagement in the marginal movements of literary paths. It emphasizes the necessity of placing the reader in an active role in receiving the message.

This chapter analyses how the hypertext fiction Patchwork Girl (1995) functions as a palimpsest in its postmodern multimodal rewriting of the myth of Frankenstein; or, the Modern Prometheus (1818). Since digital culture is one of the major postmodern offshoots, and the idea of the hypertext is the product of literary culture and digital innovations, new possibilities have been brought about that unsettle the traditional conceptualisation of the novel as the printed word. This chapter, therefore, proposes the study of the concept of the hypertext as ‘palimpsestuous’ relativity, with special reference to Patchwork Girl. To serve this purpose, the traditional idea of the ‘palimpsest’ as a parchment undergoes revision in the light of the affordances of multimedia. This enquiry also uncovers the changing dynamics of readership that the new media intervention has brought about. Finally, the discussion highlights how hypertextual rewriting induces the ideas of multivocality, fragmentariness, non-linearity and interactivity through the application of the inter-semiotic paradigm. Keywords:  Palimpsest; hypertext; multimodal; Patchwork Girl; Frankenstein.

Одна из главных черт романтического мировоззрения-утопическая мечта о возможности всеохватывающего, универсального синтеза всех проявлений бесконечного творческого духа. Свое конкретное воплощение эта мечта находит в идее новой универсальной культуры, проникнутой духом непрерывного совершенствования и соединяющей в себе науку и искусство, философию и поэзию. Именно поэзии и философии отводится ведущая роль в грядущей всеобъемлющей духовной революции. Поэзию и философию романтики понимают как близко родственные деятельности человеческого духа. Поэт не только творит свою поэтическую реальность, но и созерцает и познает окружающий мир, с которым эта новая реальность генетически связана. В акте художественного творчества происходит преображение действительности, но оно происходит через акт познания, через разгадывание тайны уже существующего мира, каждый элемент которого-символ, возвещающий о тайне бесконечного. Поэзия и философия, в представлении романтиков, имеют одну природу и одну цель-познание высшей реальности. Поэзия по отношению к философии, утверждал Фридрих Шлегель, это только «иное выражение того же трансцедентального взгляда на вещи» [2: 435]. У философии-тот же предмет, что и у поэзии-бесконечное, они отличаются только способом его истолкования. По мнению Новалиса, философия и поэзия-«это высшие силы человечества», а « различие между поэтом и мыслителем-кажущееся и приносит вред им обоим» [3: 269]. Эти два понятия-поэзия и философия-соотносятся у романтиков с другой парой связанных между собой понятий-дух и буква. В романтической философии языка представление о духе и букве возникло под влияние немецкого мистика Я. Беме-любимого учителя романтиков. Об интересе к этой проблеме свидетельствуют, например, многочисленные высказывания Фридриха Шлегеля, основная часть которых относится к концу 90-х годов. Буква здесь понимается расширительно-как слово, и еще шире-как язык. Слово выступает как конечный образ бесконечного духа. Букваэто выражение духа в языке, закрепленное в конкретной форме; следовательно, язык выступает как средоточие духа. Когда дух обнаруживает себя в языке, выявляются прежде скрытые, невыраженные отношения вещей. В рамках этой традиции В. Гумбольдт выдвинул свой знаменитый тезис о языке как деятельности. Бытие духа может мыслиться только в деятельности, в движении, а поскольку-язык-главное из проявлений духа, значит, справедливо определение языка как деятельности духа. «Язык представляет собой постоянно возобновляющуюся работу духа, направленную на то, чтобы сделать артикулируемый звук пригодным для выражения мысли» [1: 70]. Эта мысль отражает характерное для эпохи романтизма акцентирование живой динамики творческого языкового процесса.

Propunem aici o interpretare teoretică a unei manifestări speciale a diversităţii lingvistice a românei actuale, conturată ca raportare voluntară a standardului la uzaje marcate, pornind de la un tip particular de referinţă, valorificat în limbajul publicitar.

fainoșag

В статье продолжается анализ циклообразующих мотивов
в сборнике рассказов Х. Кортасара «Тайное оружие». В фокусе – рассказ «Тайное оружие» и его анализ с точки зрения детализации и композиции. План детализации обнаруживает тяготение к так называемой детективной или уликовой парадигме. В частности, рассматривается образ стеклянного шара, который может служить маркером перехода в хронотоп сна/прошлого (план композиции), а также креационной метафорой, эксплицируя функции магического шара для гадания. В качестве вывода выдвигается предположение о смысле названия рассказа и сборника: «тайным оружием» может являться как атомная бомба (поскольку сфера напоминает атом, который в период жизни Кортасара ассоциировался с разработками этого оружия), так и само время, мотив которого, становится циклообразующим.

The article continues the analysis of cyclical motifs
in J. Cortázar's collection of short stories 'The Secret Weapon'. The focus is on the story 'The Secret Weapon' and its analysis in terms of detailing and composition. The plan of detailing reveals a tendency towards the so-called detective or clue paradigm. In particular, the image of a glass ball is considered, which can serve as a marker of the transition into the dream/past chronotope (composition plan), as well as a metaphor of creation, explaining the functions of a magic ball for divination. Finally, a suggestion is made about the meaning of the title of the story and the collection: the 'secret weapon' can be both the atomic bomb (since the sphere resembles the atom, which during Cortázar's lifetime was associated with the development of this weapon) and time itself, whose motif becomes cyclo-formative.

This paper proposes a discussion and a parallel of two important perspectives on literary textuality, those of Roman Jakobson and Eugenio Coseriu. The aforementioned linguists defined literary textuality starting from a broader theoretical framework, mainly defined by the understanding of language and its functions. Jakobsonian linguistics and, in particular, the theory regarding the structure of communication and language functions (on which the author bases his conception of the specificity of literary textuality) continues to enjoy widespread recognition today, becoming almost canonical, despite some controversies it has generated. Coseriu’s linguistic theory is less known and accessed than Jakobson’s, but the solutions offered for understanding literary text based on this theoretical platform prove their relevance and viability. The aspects I will discuss primarily concern the concept of the poetic function in Jakobson’s theory and, likewise, the poetic finality, understood as the creation of worlds, in Coseriu's theory.
Keywords: signifying function, poetic function, poetic finality, communicative function, literariness.
Propun în textul de față o discuție și o situare în oglindă a două perspective importante asupra textualității literare, cea a lui Roman Jakobson și cea a lui Eugeniu Coșeriu. Ambii lingviști și-au fundamentat înțelegerea textualității literare pornind de la un cadru teoretic mai vast, configurat mai ales de definirea limbajului și a funcțiilor acestuia. Lingvistica jakobsoniană și, în special, teoria referitoare la structura comunicării și la funcțiile limbajului (pe care autorul își întemeiază concepția referitoare la specificitatea textualității literare) se bucură și astăzi de o largă recunoaștere, devenind aproape canonică, în ciuda unor polemici pe care le-a generat. Teoria lingvistică elaborată de Coșeriu este, din păcate, mai puțin cunoscută și accesată decât cea jakobsoniană, dar soluțiile oferite pentru înțelegerea textului literar pe baza acestei platforme teoretice își dovedesc pertinența și viabilitatea. Aspectele pe care le voi discuta vizează câteva dintre coordonatele importante ale specificității textualității literare, formulate în cele două viziuni teoretice.
Cuvinte-cheie: funcție semnificativă, funcție poetică, finalitate poetică, funcție comunicativă, literaritate.

Wszechobecność ekranów sprawiła, że o współczesnej kulturze i formacji społecznej mówi się odpowiednio: kultura ekranów lub społeczeństwo ekranów i monitorów. Ekran stał się nową kategorią kulturową i doczekał swoistej typologii. 1 W Słowniku Wyrazów Obcych znaleźć można trzy sposoby opisywania tego pojęcia. Po pierwsze, ekran to płaszczyzna, na którą rzutuje się obrazy świetlne, np. filmy czy przeźrocza; po drugie, termin ten funkcjonuje na oznaczenie składowej telewizyjnego kineskopu, i wreszcie, jako przesłona zabezpieczająca, np. użytkownika komputera przed niekorzystnym promieniowaniem 2 lub na określenie współcześnie spotykanych -ekranów przy drogach i autostradach -chroniących mieszkańców przez hałasem. Ekran rozdziela dwa światy: realny i wirtualny, jest bramą do tego ostatniego, a także chroni użytkownika przed całkowitą immersją w alternatywną rzeczywistość. Przestrzeń egzystencji człowieka jest nasycona różnymi typami ekranów, co powoduje, iż niektórzy badacze widzą w nich nową kategorię kulturową, natomiast współczesną formację społeczną określają wręcz społeczeństwem ekranu. Pokolenie ponowoczesnych globalnych nastolatków to -z uwagi na ciągłe użytkowanie przez nich mediów audiowizualnych -"ekranolatki" (od angielskiego słowa screenagers) 4 ; natomiast relacje międzyludzkie to coraz częściej relacje między ekranami rozmaitych technologii komunikacyjnych, za którymi ukrywają się ludzie uwikłani w określone konteksty społeczne. Wystarczy wskazać na ekran bankomatu, telewizora, laptopa, ifona, czy nawet telefonu komórkowego. Każdy z nich zastępuje bezpośrednią rozmowę z pracownikiem różnych instytucji społecznych i z prywatnymi osobami, narzuca nową technologiczną przestrzeń i

Известное в логике понятие пресуппозиции применяется к анализу особенностей речевого воздействия и манипулирования в литературе детективного жанра. В данном случае речь идет о прагматической пресуппозиции, которую можно определить как ряд положений, допускаемых говорящим относительно того, что адресат склонен принять на веру. В статье рассматривается ряд классических английских детективов, построенных на использовании различных сомнительных приемов, которые, хотя и не запрещены законами жанра, создают впечатление злоупотребления читательским доверием. По мнению авторов, подобные случаи, несмотря на их разнородность, могут быть объединены в одну категорию по признаку нарушения имеющихся у читателя прагматических пресуппозиций.

Историческая память и национальная идентичность. Часть II. Семантические и дискурсивные механизмы формирования И 904 исторической памяти (на примере «Истории Армении» Мовсеса Хоренаци и армянского эпоса). С.Т. Золян. -Ер.: Изд-во РАУ, 2024. -128 с. Исследование выполнено в рамках проекта № 21AG-6C041 «Когнитивные, коммуникативные и семиотические механизмы формирования исторической памяти и национальной идентичности: трансдисциплинарный анализ армянского эпоса, историографии, городского пространства и политического дискурса», осуществляемого при финансовой поддержке Комитета по науке Министерства образования, науки, культуры и спорта в Российско-Армянском (Славянском) университете.

Questo saggio è edito in Le comunità virtuali e i saperi umanistici, a cura di Paola Carbone e Paolo Ferri, Mimesis, Milano, 1999, pp. 219-242 [per acquistare il libro su Internet Bookshop Italia fai click qui]. Questo intervento intende discutere alcuni problemi -a mio avviso particolarmente rilevanti -collegati al concetto di ipertesto, e in particolare all'uso di ipertesti con funzione argomentativa. Naturalmente, la scelta di guardare alla complessa ragnatela di questioni teoriche collegate all'ipertestualità dal particolare punto di vista costituito dall'analisi delle strutture argomentative deriva in gran parte dalla mia formazione, più filosofica che letteraria. Alla base di tale scelta è però anche una precisa convinzione teorica. Se è vero infatti che, in ambito umanistico, la discussione sugli ipertesti ha finora riguardato soprattutto il settore della critica letteraria (e spesso, purtroppo, solo una 'punta avanzata' di tale settore), è altrettanto vero che questa discussione e molte fra le conclusioni avanzate in tale contesto presuppongono opzioni interpretative che possono invece riguardare, e in maniera molto diretta, il lavoro di chi si interessa di filosofia. Il fatto che l'attenzione dedicata a quelle che potremmo considerare le 'premesse metodologiche' della discussione sul concetto di ipertestualità sia ancora in parte carente, non può del resto stupire. Il dibattito sul concetto di ipertesto e sulle possibili funzioni della scrittura ipertestuale è infatti abbastanza recente, strettamente legato a due fattori direttamente dipendenti dallo sviluppo tecnologico: da un lato la disponibilità di strumenti software in grado di permettere la scrittura e la lettura (navigazione) di ipertesti complessi, dall'altro la crescita rapidissima di World Wide Web, la ragnatela di pagine informative disponibili su Internet, che costituisce l'esempio più diffuso di organizzazione ipertestuale (o meglio, ipermediale) dell'informazione. Se questo collegamento con lo sviluppo dell'informatica e della telematica sembra fare dell'area di studio che qui ci interessa un territorio strettamente legato all'evoluzione tecnologica, va d'altro canto ricordato che la discussione sulla linearità e sulle possibili forme di non linearità dei testi non è certo tematica nuova, né in ambito semiologico, né in ambito più propriamente filosofico (nel quale, come vedremo, la questione della linearità del testo si intreccia con quella della linearità del pensiero e del ragionamento). L'interesse anche filosofico di questa tematica è stato sottolineato più volte, ma le discussioni esplicite del rapporto fra ipertesti e filosofia sono rare. Fra le eccezioni, la più significativa è probabilmente quella rappresentata da David Kolb, che ha dedicato all'argomento diversi interventi, e in particolare un saggio per molti versi pionieristico, Socrates in the Labyrinth, disponibile in due forme diverse: come più tradizionale 'articolo accademico' [2] , e, in una versione più ampia e strutturalmente più complessa, come ipertesto [3] . L'obiettivo di questo breve intervento è discutere alcune fra le tesi avanzate da Kolb, epartendo da tale discussione -proporre alcune considerazioni generali sulla possibile dimensione ipertestuale del discorso filosofico, e in particolare di quello argomentativo. Tali considerazioni avranno comunque il carattere di suggerimenti puramente parziali, ipotetici e provvisori: il campo studiato è infatti per molti versi ancora troppo fluido e inesplorato perché si possa aspirare a sistematizzazioni teoriche complessive e soddisfacenti. Pur parlando di ipertesti, le pagine che seguono hanno una struttura assolutamente tradizionale e lineare. Un primo paragrafo è dedicato alla presentazione del concetto di ipertesto, una presentazione necessaria anche perché -come vedremo -la concezione di ipertestualità che viene adottata può influenzare direttamente gli esiti di una ricerca sul rapporto fra ipertesti e filosofia. Il secondo paragrafo è dedicato a una esposizione sommaria delle posizioni di Kolb. Il terzo paragrafo è dedicato alla loro analisi, e alla discussione critica di alcuni dei presupposti che sembrano caratterizzare la sua impostazione. Il quarto paragrafo fornisce alcune conclusioni generali, e indica possibili linee di ricerca future.

The essay aims to pay attention to the dimension of living as it emerges from the ergodic novel House of Leaves (2000) by Mark Z. Danielewski. The story moves on multiple parallel levels and is held together on the one hand by the shapeshifting presence of the house, and by the active presence of the reader, on the other. In the novel the reader is invited to investigate the mystery surrounding the house on Ash Tree Lane, the undisputed protagonist of the novel, from which the action radiates. The house is the monster that fills the lives of the characters with anguish, growing on itself, without any perception of it from the outside. In other words, the house is a labyrinth which, in its mysterious deformations, becomes, on the one hand, the emblem of absence, which marks the lives of those who inhabit it, and on the other, the representation of reading and the reader.

Literatronic is an adaptive hypermedia system for hypertext fiction. Its adaptive features are based on an algorithm that simulates a Hamiltonian cycle on a weighted graph. The algorithm maximizes narrative continuity and minimizes the probability of loosing a reader's attention. The metric for this optimization is defined as the minimization of hypertextual friction and hypertextual attraction. We consider the challenges involved with modeling such hypertext, and we offer specific examples of this type of adaptivity.

Raymond  Federman  was  a  French-American  Jewish  writer  whose  works  embodied postmodern literary tendencies of the time. His tragic experience with the Holocaust greatly influenced  his  worldview,  leading  to  the  creation  of  a  unique  literary  theory  and  style  of writing. His works show a defiant stance against the imposed literary norms of the previous decades with central themes being those of absence, loss, historical manipulation and erasure, cancellation  and  ultimately,  silence.  His  novel  The  Twofold  Vibration,  however,  adds  an additional element to his literary opera –that of nostalgia. It being Federman, that nostalgia does  not necessarily  refer  to actual  times  past,  but  to  a  hypothetical  past,  a  what-could’ve-been. In this novel, Federman displaces this particular feeling of sorrow for something that was not allowed to happen. In this novel, Federman explores the concepts of silence, absence, historical erasure and nostalgia in the aftermath of historical atrocities. One could say that it was in this novelwhere Federman masterfully manages to make his readers feel nostalgic for a  vision  of  the  past.  This  paper  aims  to  recognize  the  intricate  and  subtle  application  of different language devices Federman used to establish these themes and will also deal withspecific instances of the appearance of these themes in the novel. Finally, the author hopes to demonstrate  how  skillfully  Federman  managed  to  convey  the  strength  of  an  everlasting emotional burden behind these themes

This text (Time beyond Language: the Three Discourse Intentionalities of Speakers) “comes in pair” with another paper also included in the present volume – Temporalitate fenomenologică: primul raport semiotic şi planul universal al limbajului la Eugeniu Coşeriu) and deals with Eugenio Coseriu’s “second semiotic articulation”.
As is well known, in this author’s Textlinguistik, the formation of sense passes through two phases: 1. from the significata in the historical plane of language to the designata in its universal plane, and then 2. from these to the construction, in the individual plane, of its, above-mentioned, specific type of content. The universal and historical plane of language belong to pure logos semantikos, but on the individual level of sense a specific intention of the speaker is always, explicitly or implicitly, involved; this “secondary intentionality” is apophantic, poetic or pragmatic.
Here, the three are associated, on the one hand, with the “philosophically” classical dimensions of time – past, present and future, and on the other hand with three fundamental types of sign: terms, symbols and signals, respectively.
But in as far as the three time-dimensions are concerned, these are not seen, here, in the rather naïve, pre-Kantian perspective which makes them be successive “parts” of the physical universe in its internal, deterministic, development. On the contrary, they are described in the sense they acquired with Saint Augustine’s Book XI of the Confessions, with Husserl and especially Heidegger’s phenomenology and, last but not least, with the theory of otherness as it appears mainly in Emmanuel Levinas (but also in Wilhelm von Humboldt and Martin Buber). That is: past, present and future are simultaneous dimensions of the mind/ soul (in Heidegger’s terms: ecstases of the Dasein); they are three qualitatively different “zones” of the human “temporalization” (Husserl’s Zeitigung) of the world.
From this particular viewpoint, the apophantic, poetic and pragmatic intentions of discourse are precisely the ones through which each individual manifests her or his temporal stance in front of, and open to the other human beings – starting, of course, with the intended interlocutors of their actual discourse.

This text comes in a tandem with another paper also included in the present volume – Timp dincolo de limbaj: cele trei intenţionalităţi discursive ale vorbitorilor) and deals with Eugenio Coseriu’s “first semiotic articulation”.
As is well known, in this author’s Textlinguistik, the formation of sense passes through two phases: 1. from the significata in the historical plane of language to the designata in its universal plane, and then 2. from these to the construction, in the individual plane, of its, above-mentioned, specific type of content.
The paper comprises five brief “chapters”:
1. Phenomenology and temporalization tries to establish a relation between Husserl’s phenomenological thought and Coseriu’s either linguistic or epistemological ideas – mainly, his theory of the universal plane of language and his principle (associated with all cultural sciences) of “the universality of the individual”.
2. Time, duration, vitality brings into the discussion Henri Bergson’s original and very provocative view of temporality as a space of indetermination/ free will, specific exclusively to living beings.
3. The language and the phenomenon of the world examines the idea of a linguistic construction/ projection of our reality – as it appears in the writings of authors such as Cassirer, Heidegger and Gadamer.
4. Coserianism: Je vois en sachant que je donne comes back to the Integral Linguistics and insists on the idea that in the universal plane of language and on the level of designata the world of human discourse is actually produced in the very acts of speech by means of the significata in a particular, historical language.
Finally, 5. Towards the Others addresses the linguistic problem of alterity – the way in which the speaker, this time via the second semiotic articulation and the production of sense, presents and “opens” her or his position to their (intended) interlocutor(s).

Tous droits réservés © Institut d'histoire de l'Amérique française, 1995 Ce document est protégé par la loi sur le droit d'auteur. L'utilisation des services d'Érudit (y compris la reproduction) est assujettie à sa politique d'utilisation que vous pouvez consulter en ligne. Cet article est diffusé et préservé par Érudit. Érudit est un consortium interuniversitaire sans but lucratif composé de

Anotácia V stálej rubrike časopisu Profil predstavujeme rôzne polohy feministickej a rodovo orientovanej tvorby domácich autoriek a autorov s ambíciou vytvoriť kolekciu feministických a queer diel, ktorú by sme radi vydali aj v knižnej podobe, a ponúkli tak čitateľkám a čitateľom spoľahlivú navigáciu v teritóriu rodovo špecifickej tvorby. Vychádzajúc z už existujúceho bohatého archívu časopisu, sme sa rozhodli, že ju bude tvoriť minimálne sto diel, a ak túto hranicu prekročíme, bude to len ďalší dôkaz toho, že hoci feminizmus nie je na Slovensku hlavným prúdom umenia, feministický diskurz, väčšinovou populáciou zvyčajne prijímaný rozpačito, významným spôsobom zmenil myslenie mnohých umelkýň a umelcov a prostredníctvom ich tvorby i veľkej časti návštevníčok a návštevníkov výstav. Aktuálny príspevok napísala Katarína Rusnáková. Ide o analýzu časozberného projektu Dany Sochorovej (1962) Nepraktická žena, na ktorom pracuje nepretržite od roku 2002.

Che in Se questo è un uomo si alternino diversi pronomi personali è noto. Sergio Luzzatto (Primo Levi e i suoi compagni. Tra storia e letteratura, Donzelli) si concentra sul "noi", sul "voi", e, soprattutto, sull' "io". Del martellante uso dell'impersonale ("si pensi", "si osservi"), non si cura. Della voce di Dio ("Se fossi Dio…"), non parliamone. Lo interessa il fluttuante "noi collettivo", entro cui Levi si collocherebbe, contraddicendosi. Soprattutto gli interessa impossessarsi dell'"io giudicante", per sostituirsi a lui. A dispetto delle dichiarazioni di apprezzamento, elogi troppo ripetuti per essere sinceri, Luzzatto s'inchina a Levi salvo poi farlo a pezzi, al fine di minarne la credibilità. Sia chiaro: la scoperta della reale identità dei compagni di prigionia è perfetta. Non si può che lodare la straordinaria capacità del ricercatore. Ne emergono però soltanto referti negativi. Di Mendi, il rabbino modernista, Luzzatto dimostra che nel dopoguerra diventerà ladro di libri preziosi. Elias termina la sua esistenza fra cliniche psichiatriche e rancori. Sodomita avvezzo a vendere il suo corpo, Henri. Dei personaggi positivi, Steinlauf, i Gattegno, Wanda Maestro? Niente. Non degni di indagini altrettanto meticolose, Una ricerca perfetta, ma inutile. Non avevamo bisogno di questo libro per sapere che verità e finzione confliggono in Levi. Samuel e Steinberg, nelle rispettive memorie, ci hanno già detto di non essersi riconosciuti nei rispettivi personaggi. Il primo, Pikolo, nemmeno ricordava il canto di Ulisse. Cesare, personaggio de La tregua, arrivò vicino a portare Levi in tribunale, senza rendersi conto che, nella creazione del personaggio, i sonetti romaneschi del Belli sono più importanti della sua carta d'identità. Benché evocata nel titolo la letteratura in questo libro è assente. Elias sarà immortale per l'eco de La casa dei morti di Dostoevskj. Per Henri: la fonte biblica del serpente di Genesi? Parliamo di giochi intertestuali che la critica conosce e pratica da tempo. Filippo Benfante ha dimostrato quanto importante sia Elias in una pagina dell'Orologio di Carlo Levi. Paola Valabrega (Rebus Primo Levi, Le Château, 2024) ha chiarito come lo scambio di schede che riguarda René ispira i più riusciti racconti leviani (Procacciatori di affari), il finale di Carbonio, la poesia "Il superstite". La letteratura, richiamata nel titolo, non si vede. Levi, contesta Luzzatto, avrebbe fatto meglio a risparmiarsi la frase secondo cui Elias in Lager era "uomo felice". Ignora che poche pagine prima, Leopardi alla mano, ci è spiegato cosa significhi in Lager la coppia di parole "felicità-infelicità". Ricercare chi sia stato davvero Elias (o Henri o René) è fatica sprecata. Per Luzzatto il gioco non è mai tra il vero e il verosimile, tra poesia e non poesia, ma tra il vero e il malizioso. Accusa lo scrittore di "inventare le citazioni" (p. 142), poi assume lui la voce di Elias per presentarci Levi come un "damerino presuntuoso", "petulante ebreo italiano", fino all'orribile e davvero imperdonabile "figlio di puttana" (pp. 31-32). Quando non può fare a meno di ricorrere a fonti che non siano archivistiche, prende cantonate clamorose: a proposito di Kuhn insiste su una fonte che esiste solo nella sua fantasia (Cartesio?). Per non dire dell'assurdo, anche questo malizioso, duello fra Beppo il greco ("la ragione di Atene") contro l'ebreo ortodosso ("la follia di Gerusalemme"). La violenza dei carnefici, dice Luzzatto, "ha stinto sulle vittime della Shoah e le ha sporcate, le ha degradate". Il problema, certo, esiste e tutti sappiamo quanto ragionarci su serva a capire la genesi della categoria di "zona grigia." Levi ha però anche lasciato detto a noi posteri che "se la condizione di offeso non esclude la colpa, non si conosce tribunale umano a cui delegarne la misura". Quel tribunale umano ossessiona invece Luzzatto, al punto di essere così ambizioso da candidarsi a presiederlo.

Decline And Fall is a Storyspace-style hypertext novel, a school story based loosely on The Trojan Women. Its goal was not to be good, but rather to be exciting-to make an argument that hypertext can be coherent, consistent, and possibly fun. These are some notes of what I learned from the effort.

Computer games and the development of popular culture The paper contains an analysis of the phenomenon of computer games and the possibility of their impact on the development of popular culture. Participants games, especially members of the "netgeneration", with the ability to smooth the use of computer communication, which allows them a flexible approach to traditional forms of culture and cultural transformation. Combined with fun games and education it increases the creative potential of all players. It strengthens the communication model, the development and performance of popular culture. Participation in games and skills of the players are growing very rapidly. These experiences allow them to fight with the dominant culture of the ruling classes and to develop an independent popular culture. In this way, a new generation of gamers develop their own popular culture and acquire more social adaptation skills in the postindustrial society.